Мерецков. Мерцающий луч славы
Шрифт:
– Рана в голени весьма опасная штука, молодой человек! Да-с, весьма опасная. И лечить её тяжело, могут возникнуть осложнения. Я много лет практикую, но такой раны, как у вас, ещё не лечил. Обычно, если пуля или осколок остаётся в голени хотя бы несколько дней, у бойца начинается гангрена. А вам фельдшер, о котором вы рассказывали, в тот же день, когда вас ранило, извлёк пулю. Казалось бы, рана будет затягиваться, но нет, она всё ещё воспалена.
– Костюк поднял брови, продолжая перевязку, и тихо, но с горечью добавил: - Я бы советовал вам уйти из армии. С больной ногой шутки плохи.
Мерецкову
– Армия - моя жизнь, Игорь Денисович, и пока я жив, Руду в ней служить!
– сказал он твёрдо, словно вбил в стенку гвоздь.
– Человек я молодой, и мой организм выдюжит.
– Дай-то Бог, Кирилл!..
Впервые хирург назвал Мерецкова по имени, и от этого и его душе растаял ледок.
– Вы служили в царской армии, Игорь Денисович?
– спросил он.
– Естественно, и чин у меня - подполковник. В Первую мировую войну служил под началом генерала Брусилова [8] , лечил его.
8
Брусилов Алексей Алексеевич (1853-1926) - русский военный деятель. В Первую мировую войну командовал 8-й армией, с 1916 г. главком Юго-Западного фронта, а мае-июле 1917 г. верховный главнокомандующий. В 1920 г. вступил в Красную Армию, с 1924 г. состоял при РВС СССР для особо важных поручений.
– Это правда?
– удивлённо вскинул брови Мерецков. Он даже приподнялся слегка на локтях, глядя на врача.
– Правда, Кирилл.
– Игорь Денисович на минуту задумался.
– Алексей Алексеевич Брусилов - «известный военный деятель, генерал от кавалерии. Когда началась Первая мировая война, он командовал 8-й армией. Уже тогда я служил в его штабе. А в марте шестнадцатого года Брусилов возглавил Юго-Западный фронт. Талант необыкновенный!
– Костюк взглянул на Мерецкова.
– Надеюсь, вы слышали о Брусиловском прорыве?
– Не дождавшись ответа, Игорь Денисович продолжил энергично и с веселинкой в голосе: - Это он, Алексей Алексеевич, в мае - августе осуществил крупнейший стратегический прорыв австро-германского фронта. Это, по существу, подвиг, о котором благородные потомки Российского государства должны помнить.
Когда хирург умолк, Мерецков сказал, что Брусиловский прорыв он изучал в Академии Генерального штаба и тоже восхищался военным талантом русского генерала.
– Я завидую вам, вы были с ним рядом...
Игорь Денисович усмехнулся, отчего его борода слегка качнулась.
– Зависть, Кирилл, плохое чувство, - подчеркнул хирург, - она присуща людям с карьеристскими замашками. Но я не думаю, что вас можно отнести к таковым.
– Я же по-доброму завидую!
– уточнил свою мысль Мерецков и невольно покраснел.
Но Костюк то ли не заметил этого, то ли не обратил внимания и вновь заговорил:
– Брусилов совершил, как я полагаю, ещё один подвиг.
– Какой?
Хирург сказал, что в начале Февральской революции 1917 года вместе с другими военачальниками царской армии Брусилов оказывал влияние на Николая II, побуждая его отречься от престола.
– И всё же
– Что вы имеете в виду?
– спросил Кирилл Афанасьевич.
– То, что Брусилов стоял за продолжение империалистической войны, или то, что он был военным советником Временного правительства?
– Ни то и ни другое, Кирилл, - жёстко возразил хирург.
– Он подписал приказ о введении на фронте смертной казни. А для чего, скажите? Чтобы в зародыше задушить революционное движение среди солдат и военных моряков. Это его большая ошибка!
– И вы сказали ему об этом?
– Да! Не в моём характере было молчать...
– И что ответил Брусилов? Наверное, признал свою ошибку?
– Нет, Кирилл. Он ответил, что тот приказ его попросил подписать глава правительства Керенский, и Алексей Алексеевич, по его признанию, не мог ему отказать. Такое вот дело, Кирилл. Я тогда очень за него переживал. Думал, убьют его большевики, коль радеет он за смертную казнь на фронте.
Мерецков напомнил Костюку, что Брусилов отказался выступать против советской власти, когда в России свершилась Октябрьская революция.
– Этим он искупил свою вину!
– резюмировал Мерецков. Голос его прозвучал устало, с надломом, и хирург решил, что беседу надо кончать: его пациент утомился.
– Не так ли? Или я что-то напутал?
– Это правда, - подтвердил Костюк.
– Тогда и я поступил но примеру Алексея Алексеевича: перешёл на сторону большевиков. Мы расстались с ним, и я уехал к родным на Дон. У них в Ростове был свой дом, и я с женой в нём поселился, а работать стал в госпитале. Потом, когда началась Гражданская война, я вступил в Красную Армию.
– У вас есть семья?
– поинтересовался Мерецков.
– Сын Аркадий двадцати трёх лет, дочь Татьяна на год младше его. Она сейчас живёт в Москве. А жену я похоронил в прошлом году. Квартира, в которой проживает моя дочь, принадлежала моему двоюродному брату, но он погиб в семнадцатом на Красной Пресне.
– После паузы Костюк спросил: - А вы женаты, Кирилл?
– Нет. Правда, невеста у меня есть. Женюсь, когда закончится война.
– Мерецков взглянул на врача.
– Сын Аркадий - военный?
– Унтер-офицер.
– Игорь Денисович вздохнул.
– Мы с ним расстались.
– Даже так?
– громче обычного произнёс Мерецков.
– Отчего вдруг?
– Я ушёл служить в Красную Армию, а он остался в армии генерала Деникина. Аркадий заявил мне, что я предал казачество и что меня непременно настигнет суровая кара.
– Значит, ваш Аркадий сейчас сражается вместе с деникинцами против красных бойцов?
– обронил Мерецков.
– После ссоры он был у вас в Ростове?
– У меня он не был, и я этому весьма рад.
– Костюк помолчал, потом заговорил о другом: - Хочется мне поехать к Брусилову, но не знаю, где он теперь. Не в Москве ли он, не слышали?
– Нет, - грустно отозвался Кирилл Афанасьевич.
Неожиданно в палату вошёл начальник госпиталя. Мерецков уже знал, что он тоже из бывших царских офицеров.
– Ну как, наш больной комиссар поправляется, Игорь Денисович?
– спросил он, глядя то на Мерецкова, то на хирурга.
– Когда будем его выписывать?