Мерецков. Мерцающий луч славы
Шрифт:
– У меня к вам дело, Кирилл Афанасьевич.
– Лукин сел рядом.
– Я случайно узнал от своего давнего друга, что вы в девятьсот тринадцатом году тайно распространяли большевистскую газету «Наш путь». Это правда?
Мерецкову было приятно услышать добрые слова из уст ветерана-большевика, каким был Лукин, но ответил ему сдержанно.
– Да, я это делал, - подтвердил он.
– Но делал это не за деньги, а по велению собственного сердца. Однажды меня едва не сцапали царские ищейки и хотя я, честно скажу вам, испугался, но дело своё
– А я участвовал в создании этой газеты, - улыбнулся Лукин.
– Вчера приятель рассказал мне о вашей семье, о вас, Кирилл. И вот что я желаю вам предложить: идите учиться ко мне, в Московский университет, на факультет общественных наук. Я руковожу этим факультетом и окажу вам всяческую поддержку. Уверен, что из вас выйдет достойный историк и политик. Ну как, согласны?
– Нет, Николай Михайлович, ваше предложение принять не могу, - возразил Мерецков.
– Я давно решил посвятить свою жизнь службе в Красной Армии, а особенно после того, как стал слушателем Академии Генерального штаба.
– Жаль!
– грустно произнёс Лукин.
– Хотя вы меня и огорчили, но мне нравится ваше стремление быть военачальником, чтобы защищать своё Отечество. Но если вдруг передумаете, приходите ко мне в университет...
Во время ужина случилось то, чего Мерецков боялся больше всего. Едва он уселся за стол, как к нему подошёл товарищ по учёбе и сообщил новость, от которой Кириллу Афанасьевичу стало не по себе.
– Знаешь, дружок, хоть ты лучше меня успеваешь на занятиях, но в списке тех, кто отправляется на Юго-Западный фронт, тебя нет.
У Мерецкова ёкнуло сердце.
– Ты что, с неба свалился?
– едва не крикнул он.
– Нет, туда ещё не летал, - съехидничал приятель, - но в списке уходящих на фронт тебя всё-таки нет. Я сам держал в руках этот список, когда получал оружие. Кстати, ты наган получил?
– Нет...
– растерянно заморгал Кирилл Афанасьевич.
– Ну вот ещё одно доказательство того, что с нами ты не едешь.
«Что же могло случиться?
– недоумевал Мерецков.
– Не мог же медик задержать меня из-за того, что я на фронте получил тяжёлое ранение! К тому же рана моя зажила, нога не болит, я даже могу плясать!..»
– Хорошо, что ты мне об этом сказал, - поблагодарил он товарища.
– Я сейчас пойду к начальству и всё выясню. 11а фронт я в любом случае поеду, - твёрдо добавил он.
«Пойду к медику, он наверняка знает, почему меня нет в списке», - решил Мерецков.
Тот сидел в медпункте и что-то писал в журнале. Это был врач, имевший большую практику хирурга; он не раз сам бывал на фронте, с первой группой слушателей в прошлом году воевал на юге.
– Что у вас?
– спросил он Мерецкова, когда Кирилл Афанасьевич вошёл к нему.
Мерецков объяснил, что его нет в списке отъезжающих на Юго-Западный фронт.
– Вас в ногу тяжело ранило, когда вы были в прошлом году осенью на фронте?
– спросил в упор врач.
– Ну, ранило...
–
– Ну, лежал...
– Стало быть, остаётесь в академии в качестве обслуживающего персонала, будете нести караульную службу и на фронт не поедете. Такое распоряжение дал мне начальник академии товарищ Снесарёв.
– Сразу бы и сказали, - рассердился Мерецков.
– Я пойду к генералу...
В приёмной Мерецков увидел людей, которые тоже пришли на приём к начальнику академии по различным вопросам. Но его обида была столь велика, что он сразу же направился к двери и хотел было её открыть, как секретарь генерала, молодая черноглазая девушка, вскочила со своего стула и подбежала к нему.
– Куда вы? Андрей Евгеньевич занят. К тому же не ваша очередь...
– У меня срочное дело!
– воскликнул Мерецков и сам удивился, до чего резко прозвучал его голос.
Секретарь растерялась. В это время из кабинета вышел генерал.
– Что за шум?
– строго спросил он, глядя то на Мерецкова, то на свою секретаршу.
– Вот этот слушатель прорывался войти к вам, а я сказала, что не его очередь.
Снесарёв взглянул на Мерецкова.
– Что у вас? Срочное дело и очень важное?
– Так точно, срочное и очень важное, - подтвердил Кирилл Афанасьевич.
– Я хотел бы лично изложить свою просьбу вам.
– Хорошо, заходите в кабинет...
– Снесарёв сел за стол, а Мерецков, закрыв за собой дверь, остался стоять.
– Ну, что у нас, молодой человек, выкладывайте!
Мерецков доложил о том, что его почему-то не внесли в список отправляющихся вечером на фронт.
– Узнал я буквально сейчас, перед отъездом на вокзал нашей группы слушателей, и очень возмущён. Да, я был в прошлом году ранен на фронте, но я здоров и готов снова сражаться с врагами. А наш медик заявил, что меня не и несли в список по вашему, Андрей Евгеньевич, распоряжению. Я этому не поверил.
– И зря не поверили, - усмехнулся Снесарёв.
– Из всех, кто был на фронте, вы один были тяжело ранены, и я счёл нужным больше не посылать вас на фронт, дать вам возможность укрепить своё здоровье.
– Он вынул из пачки папиросу и закурил.
– А знаете, мне это нравится, - небрежно бросил он, попыхивая папиросой.
– Что?
– не понял Мерецков.
– Ваша горячность, возмущение тем, что вас не посылают на фронт. Я отдал такой приказ из благих побуждений, чтобы вы смогли больше не болеть от полученной раны и успешно закончить академию. И потом, вам ведь всю жизнь надо служить в войсках, да ещё в роли штабного работника, и не просто какого-то штаба, а Генерального! Надо иметь крепкое здоровье, чтобы успешно исполнять важную и весьма ответственную должность. Что, разве я не прав?
Лицо Мерецкова не выражало ни удивления, ни обиды, пи равнодушия, но пылало. Кирилл Афанасьевич почувствовал, как кровь прилила к щекам, и скрыть своё волнение он никак не мог.