Меридианы карты и души
Шрифт:
…И неприютный мрак лачуг, и копоть стен, и черный свод,
Тысячелетних городов заветный камень я люблю.
…Как раны родины больней ни ранят сердце каждый раз,
Я — и в крови, и сироту — свой Айастан, как яр, Люблю… [13]
11—12 апреля, Тбилиси
Еще в конце марта я узнала, что грузинское телевидение организует в Тбилиси большой вечер армянской поэзии с участием
Мы выехали из Еревана 10 апреля после обеда на машинах. В нашей группе Рачия Ованесян, Геворг Эмин и еще несколько поэтов и артистов. В Ереване было солнечно, в машине тепло, а когда после перевала на дилижанских поворотах перед нами открылась самая настоящая зима с густо падающими снежными хлопьями, мне почудилось, что мы сидим в нагретом театральном зале и резко раздвинутый занавес вдруг открыл мастерски сделанную декорацию зимы. Наша «портативная» Армения умудрилась все в себе собрать: есть в ней свои Сахара и Чукотка, свои Кубань и Памир. Не беда, что все это только в размерах «пробы».
Итак, немного «попробовав» зимы, мы проскочили Иджеван, Казах, мост через реку Храм и к полуночи добрались в Тбилиси.
С самого утра в гостиницу пришли мои давние друзья — грузинские поэты Иосиф Нонешвили и Реваз Маргиани. Я знаю их уже чуть ли не три десятилетия. Познакомились в 1947 году в Москве, когда мы с Рачия Ованесяном были участниками Первого Всесоюзного совещания молодых писателей и наш семинар вел известный русский поэт Павел Антокольский. Это было вскоре после войны, воздух был наполнен радостью ожиданий, надеждой, открытостью сердец. Мы были молоды, и наша дружба была крепка. Конечно, в Москве мы встречаемся чаще, чем в Ереване или Тбилиси, и, как всегда, выручает нас русский язык. Но во всех наших встречах присутствуют Ереван и Тбилиси, наши акценты и характеры — у одного армянский, у другого грузинский.
— Слушай, Силва, знаешь, что случилось? — Это в Москве, в Центральном Доме литераторов, навстречу мне идет Нонешвили, и громко, на все фойе, звучит его своеобразный русский без мягкого знака. — Я толко вчера прилетел из Чили… Из всего Советского Союза нас было там двое, и один из них я. И где бы ни оказался, твои армяне всюду находили меня… В Сантьяго был один по имени Жирайр и один наш, Мирабашвили, так вот они вдвоем организовали армяно-грузинское общество. Армянская колония устроила вечер Ованеса Туманяна. Слушай, я встал и такое сказал про Туманяна — все плакали. Сказал, что Туманяна породил Тифлис, что он и наш, грузинский писател. Наизуст прочитал «Старое благословение» в переводе Гришашвили, пять минут аплодировали, не отпускали… Я утолял их тоску по родине. Слушай, Силва…
Вечер армянской поэзии начался приветственными словами Константина Гамсахурдиа. Нс много на земле народов, сказал он, которые были бы так связаны друг с другом, как армяне и грузины… Конечно, и среди грузин, и среди армян есть люди бездумные, не видящие, не понимающие этого многовекового общего пути. Но только неразумный человек может настроить против себя друга, а умный человек старается не потерять его.
Затем полились песни, стихи, читали и пели артисты Грузии и Армении. Звучали, ликовали, наставляли и благословляли Саят-Нова — крестный отец высокого родства народов Закавказья, Туманян, Церетели, Гришашвили. Грузинские поэты читали свои переводы армянских стихов, гостям преподнесли только что изданный «Сборник армянской поэзии» на грузинском языке.
Пришла и моя пора выступать. Первое выступление в такой широкой тбилисской аудитории у меня
Что греха таить, малочисленные народы всегда чутки к тому, когда воздают должное их истории. И это объяснимо. Англичанину, к примеру, нет нужды доказывать, что они дали миру Шекспира. Все это знают. Французу никому не надо напоминать о Великой французской революции. Мир и так не забыл этого. А Толстой и Достоевский? Отблеск их гения до сих пор озаряет дороги человечества. Малочисленные народы стремятся заявить о себе, самоутвердиться, чтобы чувствовать себя увереннее, ощутить свою нужность. Это, видимо, им жизненно необходимо.
Торжество восьмисотлетия Руставели передавалось по телевидению, вошло в каждый грузинский дом, каждое село. На следующий день мой двоюродный брат, который живет в Тбилиси, приехал за мной. По пути он остановил машину у многоэтажного здания какого-то учреждения и зашел в магазин. Только успел отойти, как ко мне, тяжело ступая, приблизился пожилой грузин, наверное, комендант, грозно сказал, что посторонним машинам здесь останавливаться запрещено. Я ответила, что прошу прощения, но ничего не могу поделать, ибо водитель вернется только через несколько минут. Я еще продолжала оправдываться, как вдруг этот человек пристально взглянул на меня и спросил:
— Это вы вчера выступали на Руставели?
— Да, да, — обрадовалась я, — выступала, я из Армении.
— Пожалуйста, генацвале, стой, где хочешь, — просветлел комендант и щедрым взмахом руки дополнил: — хоть в подъезде!..
В тот вечер армянской поэзии в Тбилиси я говорила о том, что в нашем двадцатом веке, когда случается, что по злой воле взрываются не только ядра атома, но и ядра образованных веками человеческих устоев, когда загрязняются не только воздух и вода, но и нравственный климат на земном шаре, Грузия мне представляется одним из тех мест, где стараются защитить от всего преходящего, наносного не только свои леса и реки, но и непреложные черты народного характера, такие, как верность другу, семье, рыцарское поклонение женщине, уважение к возрасту, к родителям и по-детски трогательную любовь к своей земле, к ее святыням.
Вечер завершился выступлением Иосифа Нонешви-ли. Он прочел свои стихи:
…Там, где Арагаца снежная гряда,
Плыл журавль, что крунком братья называют.
Он не улетает больше никуда,
Рядом с вашим он гнездо свивает.
Чудится мне, будто издали Масис
Вторит нашим песням и беседе нашей.
Слышит он, как дружно голоса слились
В здравице веселой над армянской чашей…[14]
13 апреля, Егвард
К концу вечера в Тбилиси ко мне подошел прозаик Беник Сейранян, армянский писатель, живущий в Грузии, и спросил:
— Ты познакомилась в Америке с человеком по фамилии Этян?
— Овик Этян? Из Чикаго? Да, знаю… Дашнак.
— Дашнак? — удивился Сейранян. — Прочитай, какое письмо он прислал Гамсахурдиа.
Читаю: