Мёртвая дорога
Шрифт:
— Что же, ты рисковать решил?
— А что же ещё делать?
— Может, бросить эту затею? Риск большой?
— Да как сказать... Пока ЛИ-2 будет бежать по полю с большой скоростью, снег выдержит. А когда скорость спадёт, возможно, что самолёт провалится, накренится вперёд. Винты может погнуть.
Мы молча пошли на радиостанцию. Каждый думал о своём.
Я был рад: прилетит самолёт — и все сомнения вроде останутся позади. Но тут же я поймал себя на слове «вроде»...
—
Она махала клочком бумажки и так торопилась, что, оступившись с узкой тропы, полетела в снег. Вытащив Марину из снега, мы увидели радиограмму: «Борта самолёта, Уренгой Волоховичу. Летим с посадкой, подготовьте знаки, прибудем около четырнадцати, сильный встречный. Борисов».
Волохович посмотрел на часы.
— Минут через пятьдесят будут здесь.
Мы пошли выкладывать знак «Т» и поправлять ёлки, хотя поле было хорошо видно среди снежных валов.
С площадки никто не уходил, смотрели на запад, каждый надеялся увидеть самолёт первым.
— Вот он, — показал Рогожин.
Действительно, в чистом небе появилась чёрточка. Вскоре донёсся и гул моторов.
Снизившись, самолёт прошёл над площадкой, развернулся, выпустил шасси. Все волновались. Вот самолёт, еле коснувшись снега колёсами, немного подпрыгнул и покатился на трёх точках. «Кажется, всё в порядке», — подумал я. Но он резко остановился и накренился вперёд, приподняв хвост.
Мы побежали к самолёту. Открылась железная дверца, и, опустив лестницу, стали выходить лётчики.
Третьим стремительно сошёл командир корабля Ганджумов. Он подбежал к нам и, сорвав с себя шапку, с силой ударил её об землю.
— Вы что? Угробить машину хотели? Разве это площадка? — кричал он.
Борисов прервал его крик.
— Хватит шуметь, Джамбул, — сказал он спокойно.
— Не хватит! Я летать сюда больше не буду, — не унимался пилот.
— Подожди кричать, говорю, дай сфотографирую.
Он открыл ФЭД и направил объектив на Джамбула.
— Стой, шапку надену, — засуетился Ганджумов.
— Не надо, так интереснее, — щёлкнул затвором Борисов и сказал: — Это будет пятая фотография на тему «Джамбул во гневе» или «Джамбул опять без шапки».
Ганджумов уже смеялся, вытряхивая из шапки снег, который успели насыпать в неё лётчики.
— Ну вот. Чего шумел? Себе же хуже сделал, — шутил Борисов. — Знал, куда летел? Знал. Самолёт цел? Цел. Горючее, лопаты, фанеру, продукты привезли? Привезли. Так чего же ты...
— Ладно, хватит, — перебил его Джамбул, — пожрать надо.
— Стоит ли ещё тебя кормить, трали-вали, такого шумливого!
— Что же, я с голодным брюхом буду здесь загорать? Ведь теперь не взлететь.
Действительно, самолёт провалился в снег и о взлёте нечего было думать.
Волохович был рад — ему привезли четыре бочки авиабензина и масло. Они с Васей катили бочки к границе площадки.
— Так что нам, лётчикам, работёнки хватит, если будет площадка, — сказал он.
Я посмотрел на него вопросительно, не понимая.
— Снег до льда придётся убрать, — сказал он, — иначе полётов не будет.
Мне стала понятна горячность Ганджумова. Теперь, когда снег плотный и толщиной всего тридцать сантиметров вместо метра, а у нас есть инструменты, есть горючее для ПО-2 да прибавилось ещё шесть человек экипажа ЛИ-2, мы с этой работой управимся.
Мне удалось выторговать у Борисова уменьшение площадки. До льда решили расчищать полосу — в длину восемьсот метров и в ширину пятьдесят. Садиться на такую дорожку, конечно, будет трудно, но остальная часть площадки создаст дополнительную безопасность.
В палатку пришли, когда Васса Андреевна уже запускала пельмени в кипящую воду. Она теперь работала у нас поварихой и сегодня, по случаю прилёта, принарядилась. Встречая гостей, она поминутно оправляла свои пышные волосы, выбивавшиеся из-под шёлковой косынки, не сводила глаз с Борисова, с его пяти рядов орденских колодок и золотой звезды. На Волоховича она уже не обращала внимания.
— Вам как? С бульончиком или с маслом? — спрашивала она Борисова, заглядывая ему в глаза.
Борисов любезно пошутил:
— Из ваших рук всё вкусно.
Васса Андреевна расцвела.
После обеда пошли расчищать площадку. К привезённым большим листам фанеры привязали верёвки — теперь есть на чём транспортировать снег! Расчистку начали от ЛИ-2, разрезая снег на равные пласты до квадратного метра. Эти плотные пласты клали на фанеру и везли за пределы площадки. Работа подвигалась быстро, к вечеру прошли полосу шестьдесят метров длиной и шириной двадцать.
А утром подул южный ветер, и Борисов решил лететь. Он объяснил, что нужно воспользоваться встречным ветром, который помогает взлёту, и что даже шестидесяти метров ему достаточно, чтобы, набрав скорость, выскочить на утоптанное оленями поле, самолёт там не провалится.
Мы удерживать его не стали.
Взревели моторы, самолёт побежал и, оторвавшись, стал набирать высоту. Сделав над Уренгоем круг, помахав нам крыльями, ЛИ-2 улетел в Салехард. Нам же предстояло ещё убрать и вывезти более десяти тысяч кубометров плотного снега — по тысяче кубометров на человека.
После короткого совета мы решили: Пяка послать в тундру за ненцами, мне с Волоховичем лететь в районный центр Тарко-Сале, а Рогожину возглавить расчистку площадки. За уборку снега решили платить рубль с квадратного метра. Рогожин растолковывал Пяку стоимость уборки снега. Пяк понимал плохо. Рогожин повторял: