Мертвая река
Шрифт:
Она открыла окно и высунулась наружу.
– Крис!
– Сейчас приду, дорогая!
Она закрыла окно и села есть вместе со своими детьми. Намазала маслом и посолила кукурузу. Кукуруза в этом году была хорошей.
Наконец хлопнула входная дверь, и Крис оказался за столом, улыбаясь им. Он отрезал кусок ветчины и разрезал его на части. Попробовал. Пожевал.
– Вкусная, – сказал он. – Гм... только немного холодная. – Он вроде как удивился.
Она чуть не рассмеялась. А чего же он ожидал?
– Хочешь, разогрею в микроволновке?
Он с улыбкой кивнул и протянул ей тарелку.
* * *
Она
Она перекатилась на половину кровати Криса и включила прикроватную лампу для чтения, со слишком дорогим абажуром из бледного шелка. Комната вмиг залилась светом шестидесятиваттной лампочки. Она встала с кровати, нашла халат, завязала на талии. Стук молотка прекратился. Затем продолжился.
Она прошлепала босиком по коридору к лестнице. Однажды она чуть не упала с этой лестницы, когда была на шестом месяце беременности, а Брайан деликатно катался в ее утробе, поэтому теперь, как и всегда с тех пор, ее рука бездумно потянулась к перилам.
Внизу она прошла к входной двери и выглянула через стеновую оконную панель. Стук молотка снова прекратился. Дверь в погреб была широко распахнута, и в мерцающем свете она увидела его тень, движущуюся внизу.
– Что он делает?
Белл вздрогнула от звука чьего-то голоса, а затем пережила странный момент полной дезориентации. Сидя на диване в темноте при бледном свете луны, глядя в окно, в туго запахнутом халате, скрестив руки на груди, Пег показалась ей молодой версией себя, этакой Белл двадцатилетней давности, стройной молодой женщиной, сидящей в одиночестве на том же диване в той же позе и купающейся в том же свете убывающей луны. Гадающей, а так ли правильно она поступила, выйдя за Криса замуж.
– Черт возьми, Пегги. Ты меня до смерти напугала.
– Извини. У меня бессонница.
– Все-таки постарайся лечь. Тебе утром в школу.
– Что делает папа?
– Завтра узнаем. Иди спать, Пег. Уже поздно.
Она смотрела, как ее дочь поставила босую ногу на пол и одним плавным движением встала с дивана, затянула пояс и заскользила к лестнице. И снова у нее возникло странное чувство, что она видит саму себя – уступающую жизненным обстоятельствам в каком-то другом далеком времени.
Тогда Белл была пухленькой и хорошенькой женщиной, совсем как ее дочь. Сейчас она сильно похудела.
– Спокойной ночи, мам.
– Спокойной ночи, Пег.
Когда дочь ушла – захлопнулась дверь ее спальни, из-под ее двери исчез свет, – Белл еще раз выглянула, и услышала лай собак, а затем подошла к тому месту, где дочь сидела на диване.
Обивка до сих пор хранила тепло.
Глава 6
Она пробуждается до рассвета, раньше чаек и крачек. Сейчас слышится только нежное шуршание волн. В тусклом свете заходящей луны она осматривает свои раны. Ее глазам не нужно много света. Раны уже усыхают, затягиваются, и каждую окружает широкий пурпурный синяк. Все синяки соединяются в единое целое на ее боку.
Она потягивается на четвереньках, словно кошка, высоко подняв копчик, разминая мышцы, затекшие от сырого ночного воздуха и наспех набросанной подстилки. Костер прогорел. Рядом с ним лежат почерневшие кости –
Она присаживается на корточки у входа в пещеру и изучает рассвет. Видит серое небо и слышит первый крик чайки.
Пришло время двигаться дальше. Она еще недостаточно далеко ушла от того места, где оставила свою семью и остальных холодными и мертвыми. Она вырезала из шкуры волка широкую перевязь и поместила в нее левое заднее бедро зверюги – все, что от него осталось. Перекинула перевязь через плечо. На другое плечо повесила остатки шкуры. На севере будет холоднее.
Пристегнув нож к поясу, она вышла наружу.
* * *
Крис замочил сеть на ночь в воде и прикрепил гантели Брайана к углам с обоих концов. Сеть не просто опустилась на нее, а буквально обрушилась. Женщина инстинктивно упала на колени, яростно извиваясь внутри нее, буйствуя и воя.
Ему надо действовать быстро.
И Крис вприпрыжку – со странной грацией, будто Майкл Джексон, прогуливающийся своей фирменной «лунной походкой», – спешит по тропинке, от травяной крыши пещеры – ко входу, перекинув «Ремингтон» через плечо. Женщина выхватила нож, и стоит, пытаясь разрезать сеть. Если бы она не запуталась так сильно вначале, то уже давно бы отвоевала свободу. И от этой мысли у него мороз по коже.
Она что-то нечленораздельно рычит:
– Дэвьел! Ужъянна пиустовех ровисхоро! Дэвьел!
Что бы это, блин, ни означало.
* * *
Шкура запуталась в сети перед ней. Похоже, чтобы пробиться к нему, она должна прорезать шкуру. Мужчина стоит перед ней, и она чувствует его страх и возбуждение. Мужчина хочет подойти к ней, но не делает этого.
– Дьявол! Уж я напьюсь твоей крови скоро! Дьявол!
Ее рука поднимается и опускается. Ее рука говорит о ее желании.
Желании убивать.
Мужчина осмеливается приблизиться еще на шаг. Ее собственные ноги запутались в этой паутине. Она не может освободить их, не причинив себе серьезного вреда. Вместо этого она пронзает шкуру и сеть и чувствует, как ее рука наконец-то освобождается от него, от этого продолжения мужского существа. Она бросается вперед.
И падает.
* * *
В ее глазах горит жажда крови. Или что-то похуже.
– Дэвьел!
Крис стоит над ней. Не слишком близко. Ведь у нее в руке этот чертов ножище. «И, Господи, – думает он, – какие у нее зубы!» Но сейчас она довольно сильно запуталась.
Свободна только одна рука. Пора заканчивать.
– Боюсь, я ни хрена не понимаю из того, что вы говорите, леди.
Приклад «Ремингтона» с удовлетворительным шмяк ударяет по ее бьющейся в сетях голове. После этого она перестает трепыхаться.