Мертвая река
Шрифт:
Выражение его лица все еще стояло у нее перед глазами.
На какое-то мгновение воцарилась тишина, столь же дикая и чудовищная, как и вся эта недавняя схватка. А потом где-то совсем рядом с ней закряхтел, пытаясь встать на ноги, великан.
Мардж захлопнула входную дверь и, шмыгая носом, вогнала засов в паз.
Горячий револьвер оттягивал руку, а глаза застилали слезы.
* * *
Нападавшие медленно отступили, ошеломленные насилием, примененным к ним.
Охотники по натуре, даже они
Он подумал об этом духе – злобном, порочном, могущественном, – и по его телу прополз озноб. Раненые женщины и дети стенали, и он жестом приказал им всем собраться поближе к костру.
Тело на вертеле успело основательно пригореть с одного бока, и это тоже никуда не годилось. В свежем, хорошо приготовленном мясе стая черпала силы. Он махнул рукой на конструкцию; его соплеменники мигом поняли намек. Взвесив в руке топор, он отсек одну из ног убитой женщины и, держа ее перед собой, шипящую и подтекающую растопленным жиром, пошел в сторону дома. Тем временем его тощий товарищ, утерев с лица слезы ярости, подхватил тесак и стал остервенело пилить шею трупа. Когда голова отделилась, он расколол череп подобранным в чаще валуном. Зачерпнув пригоршню мозгов в одну руку, а в другой держа острый костный осколок, он направился вслед за братом.
Один за другим остальные последовали его примеру, резво сдирая мясо с поясницы и груди и возвращаясь к передней части дома. Там они остановились и ждали, пока к ним присоединится главарь в красном, высоко держа плоть – чтобы те, кто находился внутри, могли видеть, что они сделали, и бояться их.
Мужчина в красной рубашке с пустыми руками прошел от костра к телу, лежащему возле машины, и отделил его от трупа женщины. Он подтащил мужчину к машине так, чтобы все могли видеть действо в свете фар, и уложил на спину. Пулевое ранение оказалось крупным, глубоким. Сунув в него лезвие, Краснорубашечник вскрыл грудину и брюшную полость, вырвал печень, поднес ее к губам. Обратив перемазанное кровью лицо к своим людям, он пригласил их разделить с ним трапезу.
Когда от печени мало что осталось, он вытащил скользкий ворох кишок и одной рукой выжал их содержимое наземь, а другой – ввел себе в рот мокрую серую трубку и стал жевать. Он улыбнулся, услышав, как добыча кричит в доме, и понял – его хорошо видно. Эти незадачливые неженки сейчас стоят и смотрят, как он пирует останками их друга, будто голодный волк. К нему присоединился худощавый – разрезал штаны на трупе снизу доверху и начал кромсать внутреннюю часть бедер. Вокруг него медленно растекалась лужа темной венозной крови. Тощий жестом велел старшей женщине и беременной девушке подступить поближе. Своим раскладным ножом он отрезал пенис и яички; первый протянул младшей, вторые – беззубой старшей. Девушка принялась поглощать подачку, быстро поднимая и опуская голову – словно пичуга клевала лежавшие на земле зерна... с той лишь разницей, что с каждым «нырком»
Все это время Краснорубашечник внимательно посматривал в сторону окна и двери, стараясь не пропустить ни малейшего намека на возможное движение или появившееся оружие, готовясь в любой момент отскочить в сторону. Однако все оставалось спокойно, и через несколько минут он расслабился. Только звук чьих-то рыданий достиг его ушей сквозь густую дымку удовольствия и приятный соленый вкус крови.
* * *
Рыдала, конечно же, Мардж – глядя в окно и видя, что они сделали с Дэном и с ее сестрой. Ей, точно баньши, вторила Лора – прижавшись к стенке и обняв колени, как дитя. Она ничего не видела, но по лицу Мардж ей, похоже, и так все было понятно.
Для Мардж это был конец чего-то... и начало чего-то другого. Начало принятия, физического и душевного, включая внезапное онемение губ, звон в ушах, вызванный лишь отчасти стрельбой, осознание того факта, что кругом – смерть. Точно так же, как обошлись с ее сестрой, могут обойтись и с ней. Осознание казалось холодным и терминальным, будто толчок в ледяную воду, – но если Лору оно не образумило, то как раз таки в Мардж сумело пробудить ту часть, что любила жизнь и не хотела сдаваться, отступать. Ведь отступление здесь и сейчас значило погибель.
Мардж видела, что Лора обречена, и чувствовала к ней удивительное презрение. Дэн боролся. Карла боролась. Если эта девка сдохнет – да и черт с ней. Она повернулась к Нику, лежащему на полу, и спросила:
– Ты как?
Ник издал невеселый, нездоровый смешок.
– Уже второй раз спрашивают, – пробормотал он. – Сперва Дэн, теперь вот – ты.
– Дэна больше нет, – сказала она.
– Я знаю.
– Я выстрелила в него. Но я не хотела его убивать. Думала, что попаду в ту женщину. – Вновь вернулись слезы, подкатили к самым глазам.
– Все в порядке, Мардж.
– Они его... разорвали. Будто зверье.
– Не думай об этом.
– Ты... ты сможешь встать?..
– Да не вопрос. – Мардж подхватила Ника, когда он поднимался. – Все-таки хорошо, что ножом меня била всего лишь маленькая девочка, а не кто-то покрупнее. – Он скривился, перенеся вес на поврежденную ногу. – Ты видела ее? Видела ее лицо, когда...
– Я все видела.
– Надо подумать, как выбраться отсюда. – Его голос звучал ровно, бесцветно, как и у нее самой. «Ага, – подумала Мардж, – мы откатились к начальным условиям. Смерть Дэна не изменила ровным счетом ничего».
– Сколько раз ты выстрелила? – спросил Ник.
– Дважды.
– Значит, остался еще один патрон. Я зарядил пять штук. – Он невесело ухмыльнулся. – Даже на нас с тобой не хватит.
– Я не стану убивать себя, – заявила Мардж.
Он кивнул.
– Я тоже. В доме есть еще что-нибудь? Что-нибудь, чем мы можем им навредить?
– Немного. Лопата у камина. Пара ножей – не могу поверить, что они принесут нам много пользы. Топор в дровяном сарае, но будь я проклята, если пойду за ним.