Мертвая тишина
Шрифт:
— Затворы загерметизированы, — объявляет Нис с восторгом. — «Версальский режим» успешно инициирован! Содержание кислорода — восемнадцать процентов и растет! Как и температура. Сейчас минус двадцать по Цельсию.
— Ну вот и всё, — изрекает Кейн. Какое-то время мы трое молча стоим и созерцаем массивную металлическую стену, ограждающую нас от смерти. И запирающую нас внутри.
Внезапно сзади раздается громкий хлопок, и я подпрыгиваю на месте, по привычке ухватившись за деревянную настенную панель. Гравитация, однако, удерживает меня на месте.
В ужасе оборачиваюсь
Вместо этого моим глазам предстает Воллер, который, наплевав на технику безопасности, уже снял шлем и держит в руке зеленую стеклянную бутылку, пенящуюся через край.
— Это шампанское? — недоверчиво спрашивает Кейн.
— Где ты его взял? — тут же набрасываюсь я на пилота.
— В одном из номеров. Не волнуйся, босс, — пресекает он мои дальнейшие расспросы, — бутылка была запечатана. Ну так кто со мной? — Воллер щурится на этикетку. — На шампанское тридцатилетней выдержки, а? — Имитируя тост, он поднимает бутылку: — За нашу новую жизнь в высшем обществе!
Затем подносит ее к губам, запрокидывает голову и делает большой глоток, но в следующее мгновение закашливается, брызгая напитком.
— Отстой, — выдавливает он, вытирая рот тыльной стороной ладони. Но при этом довольно ухмыляется.
К моему удивлению, Лурдес подходит к нему и берет бутылку, после чего принимается снимать шлем. Однако с одной свободной рукой процедура эта довольно затруднительная, и Воллер ей помогает. Девушка делает осторожный глоток и кривится.
— Фу, гадость!
Тем не менее она с выжидающим выражением протягивает шампанское нам с Кейном.
Механик вскидывает руку в отказе.
— Спасибо. Поберегу желудок.
Но мне в совместном распитии шампанского видится эдакое заключение договора — зарок, что впредь мы все заодно. Эх, да какого черта!
Я снимаю шлем и делаю первый вдох на борту «Авроры». Воздух еще ледяной и отдает металлическим привкусом.
Выхватываю бутылку у Лурдес, которая тут же расплывается в улыбке.
— За славу и богатство, черти! — провозглашаю я на выдохе и поднимаю бутылку. Воллер издает одобрительный вопль.
— И чтоб все благополучно вернулись домой, — добавляет Лурдес.
— И за это тоже. — Она, конечно, имеет в виду мертвецов, но я думаю о живых.
14
2,5 часа на «Авроре», 69 часов до зоны действия комсети
— Эй, кто взял последний пакет рыбы с жареной картошкой? — вопит у меня за спиной Воллер, копаясь возле входа на мостик в контейнере с припасами с ЛИНА.
Поворачиваюсь к нему в капитанском сверхкомфортном кресле с роскошной мягкой обивкой, к которому до сих пор не могу привыкнуть — в особенности с учетом относительной близости останков капитана Джерард.
— Можешь не мешать, а?
— Но я жрать хочу!
Я закатываю глаза и разворачиваюсь обратно.
После всех трудов — порой довольно нервных, надо заметить, — по обустройству в спасательной секции и подготовке к старту, непосредственное
Столь гладко, что я даже ловлю Лурдес за зевком. Она сидит за пока еще бесполезным пультом связи на мостике, праздно подперев подбородок ладонью.
Зато Кейн вовсю погружен в изучение документации и систем «Авроры», немного ему помогает Нис. Немного, потому что большей частью сосредоточен на просмотре отснятых, но так и не вышедших в эфир серий «Живи в стиле Данливи», которые ему удалось запустить на одном из заново заряженных планшетов. То и дело системщик восторженно посмеивается.
Сами по себе космические путешествия — скука полнейшая. Как ремонтная команда комсети мы к этому привыкли. Скучный день — хороший день. Именно к скуке мы и стремимся. Потому как, когда дела принимают захватывающий оборот, обычно кто-то погибает каким-нибудь новым и ужасным способом.
Вот только неизменно существует опасность слишком расслабиться. В то время как в данных обстоятельствах имеет смысл оставаться настороже. Проявлять повышенную бдительность.
— Слушай, кэп, раз уж мы не взорвались за первый час, по статистике, вряд ли это произойдет теперь, — заявляет пилот, возвращаясь на свое место с пакетом в руке. Он плюхается в кресло и разрывает зубами упаковку.
— Ты где такого нахватался? — скептически отзываюсь я, размышляя о системах двадцатилетней давности, выведенных на предельный режим функционирования после десятилетий заморозки.
— Эй, шеф, поддержи меня, — взывает Воллер к Кейну.
Тот отрывается от приборной панели и с явной неохотой признает:
— Вероятность ниже.
— Видишь? Самое трудное позади, — с набитым ртом вещает пилот. — Так что самое время праздновать!
Внутренне я морщусь. Капитан я отнюдь не суеверный, уж точно не из тех, кто отказывается летать без заветных талисманов — например, мой первый капитан истово бренчал целой коллекцией символов на шейной цепочке, — и тем не менее.
На краткий миг мы с Кейном встречаемся взглядами, разделяя злость на Воллера — по крайней мере, при других обстоятельствах именно так бы и было, — но он сразу снова погружается в работу, будто меня здесь нет.
Краткое ощущение нормальности миновало, и Кейн опять держится прохладно, чуть более профессионально, чем требуется. И меня это злит.
Не могу его винить, но на этот раз — то ли из-за обеспокоенности, то ли из-за нерастраченного адреналина — пренебрегать сложившимся положением я больше не в силах. Необходимо попытаться наладить наши отношения.
— Кейн, можно с тобой поговорить? Наедине.
Воллер хмыкает. Лурдес тоже наблюдает с интересом. Механик встает и спокойно отвечает:
— Конечно.
Скрестив руки на груди, я поспешно устремляюсь с мостика в коридор по правому борту, Кейн чуть отстает.
Я отхожу на достаточное расстояние, с которого остальная команда уже ничего не услышит, и останавливаюсь.
Он приближается с некоторой опаской, и меня охватывает острое чувство неловкости. Мне стоит значительных усилий, чтобы не отвести взгляд.