Мёртвая вода
Шрифт:
–С вас это снимут, – сказала Дина Яновна сухо, – Не сегодня, так на неделе. Воспрещено. Захотите драться – пойдёте в карцер. Тут колония, а не пансион для благородных девиц. Привыкайте. Церемониться не принято. Лучше, как попросят, сдайте сами.
Листик глядела исподлобья, скрестив на груди руки.
–Встаньте. Скорее всего, вы уже можете ходить. Если нет… есть средства в помощь.
Листик поднялась. Осторожно скользнула вдоль стеллажей. Прикасалась к корешкам, узнавала названия. Удивилась обилию словарей и географических атласов.
– Хозяева путешествовать любили, – донеслось из—за спины, – Правда исключительно в воображении.
– А кто
Листик попыталась припомнить, что о неё доходило раньше из слухов о доприютском давнем существовании особняка на острове. Что—то из разряда сказок о временах, когда её самой не существовало на свете.
– Смотря в котором поколении. Карты собирали братья. – Дина Яновна поманила девочку пальцем к себе.
На столе с ящиком картотеки располагался черный бархатный футляр. На крышке – металлический гербовой значок, острокрылая крупная бабочка. Дина Яновна осторожно открыла футляр. Под стеклом и золотистым пошловатым картонным обрамлением стала видна пластинка дагерротипа. Изображения казались парящими, точно существующими не на верхнем слое или на ткани, а внутри пластины. Двое молодых мужчин в военной старомодной форме. Один – сухощавый, высокий, с резко очерченным тонким лицом, другой – среднего роста, округлый, какой-то смягченно плавный.
– Наши коллекционеры. Близнецы Ильянины. Лаврентий Подымович и Леон Подымович. Внизу, в галерее, есть портреты. Если на растопку костра не пойдут, разглядите ещё поподробнее.
– Близнецы? – Листик сощурилась.
Сравнила запечатленных. Удивленно подняла голову.
– Но они не похожи.
– Именно. Но они близнецы. И это важно, – женщина с видимой неохотой захлопнула футляр.
Вернула его на изначальное место, не дав толком разглядеть ни фигуры людей, ни странную острокрылую бабочку на гербе—украшении.
– А вы определенно чувствуете себя удовлетворительно. Потому я вас провожу в столовую, – Дина Яновна взяла решительно девочку за плечи и силой поволокла к выходу, впрочем, не находя сопротивления.
–А вы не боитесь, что украдут? – Листик оглянулась на футляр, – Вы… храните открыто…
Дина Яновна остановилась. Развернула девочку к себе, посмотрела в упор в глаза, так что Листик ощутила лопатками зыбкую неуютность.
–Плохая идея что—то красть из хранилища. Неудачная. Она никому не приходит в голову. – хмыкнула, отпустила вздрагивающую, – Вещь принадлежит мне. У меня не воруют. Это правило. – в голосе звучала снисходительная уверенность.
Впервые с момента отбытия из города в голове Листика забрезжила красная мысль. И всю совместную молчаливую дорогу до столовой девочка безмолвно убеждала себя, что делать глупости на новом месте не следует.
В то время как Листик приходила в себя, Иришка прилежно закапывала яму. Её воспитали достаточно хорошо, чтобы научить: если старшие просят, помогать надо не переспрашивая. Одежда правда довольно скоро пришла в состояние плачевное. Когда мама поняла, что арестовывать несовершеннолетнюю преступницу вот—вот придут, она достала из шкафа лучшее иришкино платье: кружевное, кремового хлопка. Мама же одела на ножки дочери белые чулочки и светлые туфельки. Прибрежная грязь со всем парадным нарядом сочеталась так себе, а тут к ней ещё добавилась отлетающая от лопаты почва. Ириша сбрасывала вниз рыхлую землю. Яма была мелковата. Закапываемый еле туда вмещался, и Олег Николаевич вздыхал выразительно, глядя на получающийся результат. Выдохшись довольно быстро, Ириша села у могилы, надергала свежей травы, присыпала ей сверху новенький холмик и зашептала под
–А почему…тот дяденька…умер? – она деликатно постаралась забыть, что покойный конвоировал их на остров.
Великое дело, может и обозналась.
–Задавал вопросы, девочка. – Олег Николаевич утомился явно ещё сильнее её.– А таак… несчаастный слуучай, – протянул директор задумчиво, – Бывает. Иногда.
Ириша посмотрела на огороженное веревкой кладбище и благоразумно решила не уточнять: как часто тут не везёт приезжим? Вместо этого она сочла вежливым узнать о том, что волновало её, если уж начистоту, с самого выхода за дверь столовой:
–Извините, пожалуйста… но, пока мы тут, к нам не прибегут поскрёбушки?
–Не исклюючено, – протянул директор, утирая бисеринки пота со лба рукавом уже не белой рубашки.
Иришка поняла: ей крайне хочется узнать, как выглядит спальня и директорский кабинет, а двор не очень и интересен.
–А гулять вообще нельзя? – решила уточнить заранее девочка, став к Олегу Николаевичу как можно поближе.
–Можно. Но ни в коем случае до или после обеда, в темноту, и в сильный ветер, когда деревья сносит. Я вам всё ещё расскажу. Закончим только с делом, – директор улыбнулся Ирише так дружелюбно, как только мог, и, отвлекшись, оперся на древко лопаты.
Вновь залаяли в отдалении, визгливо и гулко.
–Собачка у вас ещё маленькая, да? Щеночек? – Ириша не знала о чём говорить, молчать же казалось неприличным.
–А. Там не собака. Это Галина. Вы познакомитесь, хорошая девочка, – непонятно отозвался Олег Николаевич, и эта реплика понравилась Ире ровно настолько же, насколько нога в галифе, на которую она сбрасывала мелкий сор, близость бродячих поскрёбышков и отполированный блеск лопаты, которой пользовались явно часто и продуктивно.
Директорский кабинет располагался на первом этаже напротив столовой. Обстановка отличалась скудностью. Из мебели имелись стол, два колченогих табурета, диван с застеленным мятым казенным бельём, намекающий, что тут не только работают, но и живут. Ещё стоял необъятный шкаф во всю стену, где под стеклом видна была мешанина предметов. Она складывалась из книг, бумаг, письменных принадлежностей, старинного тёмного глобуса и утерявшего в силу древности часть меха чучела кривомордой ржавой белочки, коробок с яркими распятыми бабочками и, вероятно, всего прочего полезного владельцу помещения несортированного хлама. Хмурая насупленная Ёлка плюхнулась на чужую постель, прямиком на подушку, закинула ногу на ногу и уставилась исподлобья, всем видом намекая на крайнюю симпатию к происходящему. Ещё немного желтоватая вялая Листик осторожно примостилась на табурет, положила руки на колени, выпрямила спину и замерла выжидающе. Разрумянившаяся после возни с могилой перепачканная с ног до головы Ириша порхнула на второй табурет и завозилась, пытаясь устроиться удобнее. Олег Николаевич, уступивший свою мебель новеньким, остался стоять между столом и шкафом, правее глобуса и чуть ниже белочки.
–Ммм… Вы поступили воспитанницами в третью образцовую колонию имени…
–А первая и вторая где? Чё третья-то? – хмыкнула Ёлка.
–…имени Розы Люксембург…
–Простите, а это кто? – перебила любопытная Иришка.
–А это вам предстоит узнать в процессе обучения и исправления. Оба пунктаа стооит обгооворить отдеельно, – директор снова начал тянуть слова, и Ёлка, которую такая манера речи раздражала, зевнула во весь рот, – В первую очередь запоминаем простые правила. Техника безопасности нахождения на территории колонии.