Мёртвые душат. Мертвые пляшут
Шрифт:
Янтарные глаза Зунга светились мечтательно. И что ему мог сказать Чичеро? Он и сам когда-то впервые приехал в Адовадаи из родного Кройдона, чтобы поглядеть на висячие сады.
– Ты всё обдумал?
– только и спросил он.
Зунг кивнул:
– Не поминайте лихом!
– а потом развернулся и пошёл прочь с гордо задранным носом. Карлики - они всегда останутся карликами.
По уходе Зунга оставшиеся карлики Чичеро не так уж и обрадовались. Дулдокравн высказался в том плане, что "скатертью ему дорога", но и сам, кажется, не очень-то верил своим словам. А Лимн, который знал Зунга очень давно, заявил
– Эй, ребята! Отчего бы вам было с ним раньше не помириться?
– спросил Чичеро.
Но Лимн и Дулдокравн ещё не пришли к окончательному решению помириться с Зунгом, они пререкались между собой, когда тот проскакал мимо Чичеро вон из Нефотиса на большом гнедом коне.
Карлик на спине такого коня смотрелся комично, но в Нефотисе малорослых карличьих лошадок сроду не продавали, ибо и карлики-то сюда не высовывали носа из своей разлюбезной Отшибины.
– Счастливой дороги, Зунг!
– сказал Чичеро в оставленный товарищем пыльный след, а сам продолжил путь к каретнику, дабы сыскать у него приличную повозку для семи дорогих наложников.* * *
У торговцев Нефотиса нашлись по сходной цене изящные наряды, украшенные безумно ценным уземфским шитьём по шёлку. Принарядившись кто в яркие, кто в почти прозрачные блузы и шальвары, бывший мужской сераль прекрасной Оксоляны преобразился на глазах. Чичеро признал, что его спутники из замка Окс выглядят как утончённые игрушки, стоящие очень дорого. Пока на лица были опущены тончайшие белые покрывала - обязательная деталь костюма любого наложника - посланник даже затруднился определить, кто где. И правда, сераль даже в своём перемещении через базарную площадь выглядел как целостный слаженный в движениях организм. Видно, царевну Оксоляну слишком уж скрутила посмертная анестезия, раз этот сераль ей три года назад опротивел.
Подойдя к Чичеро, наложники, красуясь, откинули покрывала. В самом прозрачном наряде, как оказалось, щеголял очаровательный Лейн с памятным лиловым синяком, расползшимся уже чуть ли не на всё лицо. Наряд старшего наложника Джамила был выдержан в строгих бордовых тонах. Хафиз облачился в чёрную шёлковую блузу с голубоватым отливом - почти точно повторяя цвета одного из встреченных в небесном замке драконов (и, можно догадаться, неспроста). Зухр переливался всеми мыслимыми оттенками янтаря. Зульфио натянул чёрные шальвары и дразнящее яркую алую блузу (он среди своих товарищей, надо полагать, выполнял выгодную роль солирующего любовника на этапе предварительных игр). Нежные жёлто-розовые тона одежд Гюльча и Атая заставляли припомнить величавые цвета знамён Отшибины.
– Ладно, красавцы, - усмехнулся Чичеро, - вижу, что над своим обликом вы поработали на славу!
– И денег извели порядочно, - заметил Дгай.
Джамил, услышав напоминание о деньгах, надул губы и с упрёком уточнил:
– Если бы эти шелка мы покупали в самом Карамце, они бы обошлись нам втрое дороже!
– Это чистая правда, Дгай!
– подтвердил Чичеро.
– Кстати, поглядите на коней и повозку.
Кони собой ничего примечательного не представляли: обыкновенные живые бескрылые клячи. Прочим-то базимежцам не привыкать, а вот рыцарю Ордена посланников Смерти садиться на живого коня совсем несолидно.
Повозка, которую удалось достать, выглядела прилично лет двадцать назад. Каретный мастер отвечал за её ходовые качества, но не за внешний вид. Когда наложники, приятно возбуждённые закупленными обновами из одежды и украшений, её увидели, сразу капризно скривились. Гюльч и Атай обнялись и заплакали, Хафиз прыснул в рукав, Лейн провозгласил какую-то прочувствованную глупость.
– Ничего, - сказал Джамил, отступая назад, чтобы видеть повозку в целом, - для поездки сойдёт, а перед въездом в Карамц мы её украсим. Только надо закупить побольше ярких тканей.
– Опять?
– воскликнул Дгай из Глукща, который не одобрял излишние траты.
– Куда уж больше?
– Надо же будет чем-то задрапировать эти ржавые решётки, - разводя руками, кротко объяснил Джамил, - не то в Карамце подумают, что в нашей повозке раньше перевозили домашнюю скотину.
Решающее слово было за Чичеро; посланник подумал и пришёл к компромиссу:
– Значит, так. Повозку надлежит первым делом отскоблить и отдраить. Ткань для драпировки совсем безнадёжных мест - всё равно закупить, но в разумных количествах. Всем наложникам - переодеться в прежние одеяния вплоть до въезда в Карамц.
– И точно!
– кивнул Клех из Цанца.
– А то ишь вырядились во всё новое! Того и гляди - порвёте или запачкаете!* * *
Дорога от Нефотиса к Великому Карамцу под тяжёлым солнцем рано входящего в свои права лета была уныла и скучна. Ни Чичеро, ни его спутникам она никаких новых впечатлений не принесла. Жарко, солнечно, выжженная степь по обе стороны дороги, пересохшие русла попадающихся навстречу речушек, из животных изредка мелькнёт заяц, да пробежит в отдалении одинокий тощий шакал.
– В Нефотисе говорили: шакалов нынче много развелось!
– делился новостями с едущими рядом конными базимежцами наложник Зухр, высовывая голову из-под откинутой настежь боковой решётки невольничьего экипажа.
– Ничуть не больше, чем при моей жизни!
– отвечал Чичеро, уныло глядя на давно знакомую джорогу и знакомых шакалов.
– Это вдоль дороги их мало, - настаивал Зухр, - а в направлении нашего Уземфа - столько, что даже на людей нападают. Торговец Галид точно говорил...
Вот и все разговоры.
Чичеро ехал в мрачном настроении: до сих пор его карлики настолько сильно не разругивались. Иной раз побьют друг друга, даже слегка покалечат, но чтобы один специально уехал в Адовадаи, когда остальные направляются в Карамц... Чего-то очень важного в себе посланник Смерти не понимает, это следует признать. И вопрос о камне, похищенном из драконьего святилища, это скрытое непонимание лишь обнаружил.
Когда на горизонте показались белые стены Великого Карамца, словно притрушенные сахарной пудрой, в лучах вечернего солнца, Чичеро скомандовал остановиться. Правящий повозкой Клех из Цанца свернул на обочину, а семеро наложников развернули закупленные в Нефотисе ткани и стали их примерять к особенно уродливым участкам дверных и оконных решёток. Работа у них спорилась, но Чичеро всё равно старался ускорить их декораторскую работу: