Мертвый лев: Посмертная биография Дарвина и его идей

Винарский Максим

Сам Дарвин едва ли подозревал, какие страсти кипят вокруг его теории в далекой северной стране, которую он, став после возвращения из кругосветного путешествия убежденным домоседом, так и не удосужился посетить. Но он внимательно следил за работами некоторых русских ученых, занимавшихся не пропагандой эволюционного учения, а его дальнейшим развитием и добившихся в этом больших, признанных во всем мире успехов.

Здесь я расскажу только о двух из них – братьях Ковалевских, Александре Онуфриевиче (1840–1901) {166} и Владимире Онуфриевиче (1842–1883). Первый прославился своими исследованиями в области эмбриологии. В то время это была одна их самых передовых и популярных областей биологии, она входила в обязательный круг интересов продвинутой молодежи {167} . Явление зародышевого сходства, открытое фон Бэром, дарвинисты истолковывали не только как мощное доказательство реальности эволюции, но и как рабочий инструмент, помогающий выявить скрытые от глаз родственные связи

между организмами. Если, скажем, человеческий эмбрион в своем развитии обязательно проходит «рыбью стадию» (у него не только тело рыбообразное, но даже жаберные щели имеются), то это не может быть простой случайностью или «игрой природы». Рыбы – наши очень отдаленные предки, и человеческий зародыш об этом «помнит».

166

Об Александре Ковалевском: Давыдов К. Н. А. О. Ковалевский как человек и как ученый (воспоминания ученика) // Из истории биологических наук. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. Вып. 6. С. 326–363; Пилипчук О. Я. Александр Онуфриевич Ковалевский, 1840–1901. М.: Наука, 2003. 182 с.

167

Мадам Кукшина не даст соврать: «Вы, говорят, опять стали хвалить Жорж Санд. Отсталая женщина, и больше ничего! ‹…› Она, я уверена, и не слыхивала об эмбриологии, а в наше время – как вы хотите без этого?»

Открытия Александра Ковалевского пролили новый свет на трудную проблему «переходных форм», связывающих между собой разные группы животных и растений непрерывной цепью родства. Такие формы должны были существовать в отдаленном прошлом. Если, конечно, Дарвин прав. Отсутствие подобных «бесчисленных связующих звеньев» {168} создало бы огромные трудности для его теории.

Многие думали, что отыскать такие переходные формы под силу только палеонтологам, напрямую работающим с давным-давно исчезнувшими организмами. Охотники за ископаемыми искали очень усердно, но почти ничего не находили. Кроме прославившегося на весь свет археоптерикса и нескольких менее разрекламированных кандидатов в «переходные формы», предъявить им было нечего. Сам Дарвин объяснял крайнюю редкость таких объектов неполнотой палеонтологической летописи, в которой сохраняется лишь мизерная часть существ, когда-то живших на Земле. Остатки громадного большинства полностью разрушаются силами природы, и об их существовании мы никогда ничего не узнаем. Но дарвиновское объяснение многим критикам казалось неубедительным.

168

Дарвин Ч. Происхождение видов путем естественного отбора. С. 312.

Александр Ковалевский показал, что поиски переходных форм надо вести совсем в другом месте и совсем другими средствами. На самом деле они вовсе не вымерли, они тут, рядом с нами, надо только суметь их распознать.

Передо мной на столе лежит тоненькая, объемом 47 страниц, брошюра в старинном переплете. Бумажные листы давно потемнели, покрылись ржавыми пятнами. Рисунки, выполненные тонкими контурными линиями, едва видны. Это магистерская диссертация А. Ковалевского, которую он защитил в 1865 г. в Петербургском университете. Названа она без малейшего пафоса: «История развития Amphioxus lanceolatus». Под этим скромным заголовком кроется, однако, первая ласточка одного из важнейших открытий в истории эмбриологии.

Рис. 4.2. Ланцетники. Изображения из русского издания знаменитой «Жизни животных» А. Брэма (1903)

Amphioxus lanceolatus – скромное по размерам и обличью мягкотелое морское создание, более известное как ланцетник (рис. 4.2). Свое имя оно получило за характерную форму тела, похожую на хирургический инструмент (ланцет) – предшественник современного скальпеля. В эпоху Ковалевского ланцетник считался самым архаичным из ныне живущих позвоночных, чем-то вроде рыбы, только крайне примитивной. В сравнении с «нормальными» рыбами ланцетник очень прост. У него нет обособленной головы с упрятанным внутри нее мозгом, соответственно, нет черепа и челюстей, нет парных конечностей. Ланцетник даже питается странно. В отличие от подавляющего большинства позвоночных, он добывает себе пищу, процеживая морскую воду и извлекая из нее все мало-мальски съедобное. Убежденный дарвинист, каким был Александр Ковалевский, просто не мог пройти мимо этого нетривиального животного.

Изучив развитие ланцетника, включая строение его личиночных стадий, русский эмбриолог обнаружил явные черты сходства с развитием некоторых беспозвоночных животных, например таких, как морские звезды. Из этого следовало, что позвоночные и беспозвоночные животные не разделены какой-то непроходимой пропастью, а являются родственниками. Открытие Ковалевского наводило мост между позвоночными, даже самыми высшими, вроде нас с вами, и другими типами животного мира, которые до этого считались чем-то совсем особым, никакого отношения к «царям природы» не имеющим. Ланцетника перестали рассматривать как примитивную рыбу, а увидели в нем дожившее до наших дней переходное звено между позвоночными и беспозвоночными.

Мемуаристы сообщают, что защита диссертации прошла блестяще и Ковалевский удостоился похвалы великого Карла Бэра. Тот, хотя и пожурил молодого ученого

за увлечение «новыми гипотезами» (читай – дарвинизмом), не мог не понять значения этой работы. Для характеристики нравов той эпохи добавлю, что на защиту явился друг Ковалевского, известный нигилист Ножин, и обрушился на автора с попреками – отчего тот ни слова не говорит о жгучих социальных проблемах. Радикалы считали, что научные исследования должны обязательно иметь какое-то практическое, общественное значение. Видимо, сама по себе эмбриология ланцетника казалась им слишком отвлеченной, а потому не стоящей изучения темой {169} .

169

Давыдов К. Н. А. О. Ковалевский как человек и как ученый (воспоминания ученика). С. 326–363.

Потом Ковалевский обратил внимание на еще одну малопонятную тогда группу морских тварей, называемых в зоологии оболочниками. Из них наиболее известны асцидии, внешне напоминающие губок, но устроенные более сложно (рис. 4.3). Взрослая асцидия имеет мешкообразное тело, наверху которого расположены два отверстия – одно для приема пищи, другое для выведения нечистот. Пища поступает с током воды. Ее асцидия усердно процеживает и потому может спокойно сидеть на одном месте, никуда не двигаясь и ни за кем не гоняясь. Другое дело – личинка асцидии, похожая не на губку, а на лягушачьего головастика. Она подвижна, активно плавает в воде, а главное – имеет много анатомических признаков, отсутствующих у взрослой особи. У личинки асцидии есть хорда, то есть продольный эластичный тяж, скрытый в толще тела, который у нас с вами (как и у большинства других позвоночных) в ходе зародышевого развития замещается позвоночником. Есть обособленная голова и некое подобие головного мозга.

Рис. 4.3. А – взрослые асцидии; Б – личинка асцидии в разрезе; В – сопоставление головастика лягушки и личинки асцидии {170}

Миссия личинки – плавать в воде и подыскивать подходящее место, чтобы осесть, остепениться и превратиться в скучноватую взрослую асцидию, которая прекрасно проживет и без головы, и без мозга. Анатомическое богатство личиночной стадии безжалостно отбрасывается взрослой особью – животное в буквальном смысле слова деградирует.

170

Изображения взрослых асцидий (рисунок А) взяты из знаменитого альбома Эрнста Геккеля «Красота форм в природе» (источник: Wikimedia Commons), рисунок Б – из учебника по эмбриологии беспозвоночных Коржельта и Хайдера (Korschelt E., Heider K. Lehrbuch der vergleichenden Entwicklungsgeschichte der wirbellosen Thiere. Specieller Theil. Jena: Gustav Fischer Verlag, 1910. 1510 S.), а рисунок В – из брошюры Рей Ланкестера (Рей Ланкестер Э. Вырождение. Глава из теории развития (дарвинизма). СПб.: Н. П. Карбасников, 1883. 79 с.).

Ковалевский, выяснив историю развития двух видов асцидий, убедился, что она «до мелочей» напоминает развитие ланцетника {171} . Сравните изображения взрослых особей этих животных. Непохожесть разительная, без эмбриологов никому и в голову бы не пришло, что между ними может существовать родственная связь. Но факт сходства личиночного развития не допускал никаких других интерпретаций. А через ланцетника от асцидий протягивалась линия родства и к позвоночным, вплоть до Homo sapiens. Дарвин высоко оценил открытие молодого русского эмбриолога (Александру было тогда всего 26 лет) и процитировал его работу в своем «Происхождении человека». Обнаруженные Ковалевским факты прекрасно подтверждали идею Дарвина об изначальном родстве всего животного мира {172} .

171

Давыдов К. Н. А. О. Ковалевский как человек и как ученый (воспоминания ученика). С. 348.

172

Единство происхождения всего животного мира: Винарский М. В. Евангелие от LUCA: В поисках родословной животного мира.

Владимир Ковалевский выбрал себе другую область исследований, палеонтологию позвоночных, и в ней также столкнулся с проблемой переходных форм. Объектом его изучения были вымершие копытные млекопитающие, а самой известной работой стала реконструкция эволюционной истории современной лошади. До Ковалевского большинство палеонтологов стремилось как можно подробнее изучить строение ископаемых остатков (костей, зубов, раковин) и описать на этой основе новые виды вымерших организмов. Владимира Ковалевского интересовало совершенно другое. В палеонтологию он пришел уже вооруженный эволюционной идеей и хотел найти достоверные доказательства эволюции. Сам он говорил, что намерен создать «разумную палеонтологию, соответствующую дарвинизму» {173} .

173

Тодес Д. В. О. Ковалевский: возникновение, содержание и восприятие его работ по палеонтологии. С. 6.