Мертвый лев: Посмертная биография Дарвина и его идей
Шрифт:
На мой взгляд, причину надо искать в особенностях того явления, которое мы называем биологической эволюцией.
Вспомним, Дарвин утверждал, что естественный отбор приводит к появлению на Земле новых видов, а на их основе – новых родов, семейств, отрядов, классов живых существ. Название его главной книги говорит само за себя. Он хотел открыть природный механизм, который объясняет не только возникновение новых признаков, но и видообразование. Хорошо известно, что жесточайший естественный отбор за самое короткое время создал новые «расы» крыс и насекомых-вредителей, устойчивых к ядохимикатам {342} . Это эволюция? В каком-то аспекте да, но по большому счету все-таки нет. Ядоустойчивые долгоносики и крысы, за обе щеки уплетающие отравленную приманку, приобрели один новый признак, не сделавшись при этом новыми видами. Мы можем видеть, как происходит отбор в природе, как он движется вперед мельчайшими шажками. Но мы практически не в состоянии наблюдать в режиме реального времени, как таким путем возникает из небытия новый вид.
342
«Обычно полная резистентность к инсектициду вырабатывается менее чем за 10 лет» (Северцов
Можно видеть в естественном отборе природный механизм, гениально предсказанный Дарвином и чуть позднее обнаруженный биологами {343} . Но можно – и это не будет противоречием – считать его удобной эвристической моделью {344} , способом объяснения фактов о природе, помогающим нам выявить за хаотичным мельтешением, трепыханием и пресмыканием бесчисленных живых существ определенный смысл и порядок. Другими словами, рационально истолковать происходящее в ней. Познающий разум «накладывает» эту модель на объективную реальность и интерпретирует увиденное сквозь ее призму {345} . Обычно такое происходит post factum, когда некое эволюционное событие уже случилось. Спасибо и на этом, ведь подглядеть «в замочную скважину», как из одного вида бабочек или крокодилов появляется другой, нам не дано. Слишком уж разные масштабы времени, в которых существуем и действуем мы, хомо сапиенсы, и эволюция. Возможность непрерывного прямого наблюдения ограничена для биологов несколькими десятилетиями, что сопоставимо со сроком жизни отдельного человека или научной школы. Эволюция оперирует миллионами и сотнями миллионов лет; век, тысячелетие для нее такой же пустяк, как для нас минуты и секунды. Регистрировать плавный ход естественного отбора в течение сотен и тысяч лет мы не можем, ведь палеонтологические данные заведомо неполны: у единичной особи шансы сохраниться в виде ископаемого ничтожно малы. Вот почему в отсутствие наблюдательных данных всегда остается пространство для скептицизма в отношении естественного отбора {346} .
343
История науки знает и другие случаи, когда плодотворная и эффективно работающая идея долго находится в статусе гипотезы, пока ее не удается доказать. Деннет (Деннет Д. Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни. С. 49) ссылается на теорию дрейфа континентов, которая была сформулирована в окончательном виде в 1915 г., но только полвека спустя геофизики смогли объяснить, как и за счет чего происходит перемещение литосферных плит.
344
Слово «эвристический» можно определить как «ведущий к открытию», «способный создать новое». Кратчайшая формулировка этой модели такова: «Более приспособленная к среде обитания особь имеет больше шансов достичь половозрелости и оставить потомство в большем количестве, чем менее приспособленная» (Горбань А. Н., Хлебопрос Р. В. Демон Дарвина: Идея оптимальности и естественный отбор. М.: Наука, 1988. С. 48). Эта модель весьма проста и потому хорошо поддается математическому, в том числе компьютерному, моделированию. Благодаря этому большой вклад в развитие эволюционной теории внесли не только биологи, но также математики и кибернетики. Эволюционные модели, обычно представленные в виде системы дифференциальных уравнений, описывают только то, что может происходить в природе (но не обязательно происходит), поэтому переносить их на природные явления следует очень осторожно. Хорошая модель выполняет еще одну важную функцию – она выявляет процессы, которые в природе заведомо происходить не могут. О математических моделях эволюции см. там же.
345
Так, великий философ Иммануил Кант утверждал, что даже такие «самоочевидные» вещи, как пространство и время, не существуют в действительности, а являются лишь человеческими «врожденными идеями», помогающими нам упорядочивать показания собственных органов чувств, ориентироваться в окружающем мире. Биологи не видят в их возникновении ничего мистического, это такой же продукт естественного отбора, как хождение на двух ногах или цветное зрение (Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М.: Республика, 1998. С. 276–278).
346
Чтобы еще немного вас запутать, добавлю, что в естественных науках непосредственное наблюдение не является обязательным критерием истины. В природном мире есть масса вещей, в реальности которых ученые нимало не сомневаются, хотя никто не видел их воочию. Красивый пример дает астрономия. Вот уже более 400 лет мы знаем, что планеты Солнечной системы движутся по эллиптическим, а не круговым (как считалось в древности) орбитам. Однако, как пишет Алексей Семихатов, по сей день «ни один наблюдатель, ни один беспилотный космический корабль не смотрел на Солнечную систему извне, чтобы в течение достаточно долгого времени – скажем, пары десятков лет – как на картинке, удостовериться, что планеты вычерчивают эллипсы. И тем не менее в этом нет ни малейших сомнений» (Семихатов А. Все, что движется: Прогулки по беспокойной Вселенной от космических орбит до квантовых полей. М.: Альпина нон-фикшн, 2022. С. 18).
В этой печальной ситуации эволюционисты обречены на дедуктивное мышление, на всякого рода экстраполяции и интерпретации, которые неизбежно несут элемент субъективности {347} . Реконструируя конкретные эволюционные события, ученые всегда держат в уме возможность ошибки. А людьми, далекими от науки, эта осторожность и осмотрительность в выводах воспринимается за слабость, что и порождает торжествующие «Дарвин был неправ» и «Эволюция – ложь!!!» (именно так, с тремя восклицательными знаками).
347
Конечно, не одни только биологи, но и историки, археологи, геологи, которым приходится судить о событиях далекого прошлого по тем следам и остаткам, сохраненным для нас прожорливым Временем. Мне уже приходилось писать об этом в главе 3 своей предыдущей книги (Винарский М. В. Евангелие от LUCA: В поисках родословной животного мира. Глава 3).
С точки зрения ученого-натуралиста, все сказанное выше – банальность. Эволюционная теория в этом отношении ничем не отличается от других научных концепций, описывающих дела давно минувших эпох и процессы, протекающие в масштабах миллионолетий. Возникновение Солнечной системы и планеты Земля. Дрейф литосферных плит. Формирование и разрушение горных
Одним словом, естественный отбор как механизм происхождения видов имеет очень много сторонников, но не является в современной биологии догмой, которую признают (или обязаны признавать) абсолютно все. И это совершенно нормально! Лично у меня не возникает желания «схватиться за пистолет», если я нахожу в серьезной научной книге вот такое:
Сегодня, как и во времена Дарвина, отбор мыслится как чисто абстрактный процесс и в качестве такового используется для непосредственного объяснения любого явления, о котором нет физико-химических данных. Однако времена абстракции в биологии прошли. Такие термины, как «отбор» могут быть отброшены, поскольку они ничего не говорят нам о точных зависимостях, которые следует описывать в чисто химических и физических терминах. ‹…› Естественный отбор – это некая произвольная система, некая абстракция, а не физический механизм. Как таковой, он не может быть механизмом эволюции {348} .
348
Лима-де-Фариа А. Эволюция без отбора: Автоэволюция формы и функции. М.: Мир, 1991. С. 19, 409.
Или такое:
Реальных примеров естественного отбора нет, зато есть опровержения. Это заставляет отказаться от отбора как фактора эволюции. ‹…› Все несуразности дарвинизма можно было терпеть, пока эволюционное учение просто удовлетворяло нашу потребность объяснять и обслуживало правящую идеологию. Но нынче – экологический кризис, он требует принятия срочных мер и, соответственно, реально работающей теории эволюции {349} .
Это слова современных биологов, выступающих с антидарвиновских позиций. Но вместо пальбы по инакомыслящим я постараюсь разобраться в их доводах, по возможности понять, чем же им так не нравится естественный отбор, и предложить свои контрдоводы. В условиях нормально работающей науки нет силы, которая могла бы заставить всех ученых «уверовать» в какую-то конкретную концепцию. И это хорошо – ведь не бывает идеальных научных теорий, совершенно лишенных недостатков и слабых мест. Зато теориям, как и людям (к сожалению, не всем), свойственно совершенствоваться со временем, обогащаться смыслами, «умнеть».
349
Чайковский Ю. В. Активный, связный мир: Опыт теории эволюции жизни. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2008. С. 208–209.
Повторю, однако, что убежденных отрицателей естественного отбора – а стало быть, и убежденных антидарвинистов – среди современных биологов не очень много. Большинство практиков применяют естественный отбор как удобную «оптику». С ее помощью они всматриваются в природу, пытаясь понять, как возникло то или иное явление – будь то изменчивая окраска тела хамелеона, обтекаемая форма туловища кальмара или странные брачные ритуалы мух-толкунчиков, описанные великим этологом Конрадом Лоренцом {350} . После Дарвина в биологии предложены десятки эволюционных теорий, отрицающих роль естественного отбора и предлагающих свое, альтернативное объяснение. Но ни одна из них так и не сравнялась в популярности с теорией Дарвина. Это тоже заговор или можно найти убедительные причины торжества дарвинизма?
350
Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. С. 106–107.
Всякая модель и любой оптический инструмент созданы человеческим умом и изобретательностью, поэтому они неизбежно несут в себе опасность субъективизма и искажений. Современники Галилея, отказывавшиеся верить его астрономическим открытиям, были по-своему правы, объясняя их иллюзией, порожденной несовершенством его телескопа (действительно, очень примитивного) {351} . Называя естественный отбор эвристической моделью, то есть чем-то «придуманным» человеком, а не «увиденным» в природе, мы встаем перед проблемой обоснования выбора между «оптическими инструментами». И здесь надо понять, что заставляет нас предпочесть одну модель и игнорировать все остальные, имеющиеся в наличии.
351
Сомнения в открытиях Галилея: Фейерабенд П. Против метода: Очерк анархистской теории познания.
Возможным объяснением служит знаменитая «бритва Оккама» – особый прием «экономного» мышления, сформулированный еще в XIV в. {352} Он требует при рассмотрении какого-нибудь философского или научного вопроса добиваться простейшего из возможных решений и не плодить избыточные «сущности». Все объяснения и факторы, без которых можно обойтись, безжалостно отсекаются. Этой «бритвой» охотно пользуются не только ученые, но и большинство людей в банальных бытовых ситуациях. Самый простой, бесхитростный ответ на вопрос, как правило, и оказывается верным. Вряд ли даже последовательный конспиролог, случись ему разбить любимую чашку, увидит причину этого не в собственной неловкости, а в кознях пришельцев-рептилоидов.
352
Названа по имени средневекового философа Уильяма Оккама, много занимавшегося проблемами логики.
В большинстве задач, с которыми имеют дело биологи-эволюционисты, естественный отбор предлагает самое простое из возможных объяснений, требующее меньше всего произвольных допущений и дополнительных «ходов мысли». Простота импонирует и рассматривается учеными как признак верности теории. Альтернативные эволюционные теории, как правило, отличались усложненностью.
«Бритва Оккама» работает и в случае дилеммы «эволюционизм vs креационизм». Мне могут заметить, что и Божественная аксиома вполне способна служить эвристической моделью для изучения живой природы, надо лишь «сменить оптику». Почему же вы, биологи, в массе своей предпочитаете этот самый дарвиновский отбор, нет ли здесь предвзятости или, того хуже, корпоративной сплоченности перед лицом инакомыслия?