Мертвый лев: Посмертная биография Дарвина и его идей
Шрифт:
Хороший пример ограниченности эволюционного творчества дают раковины моллюсков. Разнообразие их форм, размеров, окраски, различных структурных элементов кажется беспредельным. Может создаться впечатление, что нет такой конструктивной формы раковины, которую изобретательная природа не опробовала бы хоть единожды. Но это не так. Количество реализованных вариантов явно уступает числу теоретически возможных.
С точки зрения геометрии спирально завитые раковины моллюсков описываются уравнением логарифмической спирали, что делает их прекрасным объектом для моделирования. В начале 1960-х гг. американский палеонтолог Дэвид Рауп показал, что форму любой раковины можно описать с помощью нескольких параметров, значения которых изменяются в определенных границах. Он написал компьютерную программу, позволяющую машине задавать все возможные значения этих параметров и получать на этой основе контурные изображения самых разнообразных раковин, в том числе и никогда не существовавших в природе.
Рис. 8.3. Часть раковин, смоделированных компьютером, имеет аналогии в природе, но некоторые не соответствуют ни одному из известных науке видов. Серой заливкой на верхней диаграмме показана область, где располагаются реально
370
Из: Рауп Д., Стенли С. Основы палеонтологии. М.: Наука, 1974. 390 с.
Посмотрите на рисунок 8.3. То, что на нем изображено, называется морфологическим пространством или попросту морфопространством – оно охватывает весь спектр теоретически возможных форм. Вычислительной машине, вооруженной математической моделью спиральной раковины, ничто не стоит перебрать все мыслимые варианты и описать (или обрисовать) доступное моллюскам морфопространство {371} . Расчеты Раупа показали, что большая его часть пуста, то есть многие из теоретически допустимых вариантов строения раковины не пошли «в массовую серию», а возможно, никогда и не существовали. Почему это так, объяснить не очень легко. Вероятно, несостоявшиеся варианты оказались проигрышными с биологической точки зрения, скажем, делая своих обладателей нежизнеспособными или особо уязвимыми для хищников. Но есть и «оптимистическое» объяснение, согласно которому эволюции еще только предстоит «открыть» эти формы в отдаленном будущем. Достаточно лишь подождать лет этак с полмиллиарда, чтобы все доступное раковинным моллюскам морфопространство постепенно заполнилось. Наберемся терпения.
371
Морфопространство спиральных раковин: там же. С. 159–166.
И снова о конструкторских «промахах» природы, простительных естественному отбору, не ведающему, что он творит, но как дело рук сверхъественного Творца выглядящих странно. Мог ли абсолютно совершенный Конструктор создать неудачную, непродуманную вещь? Это случалось только в графических фантазиях Жана Эффеля, где сотворение отдельных видов поручено «низкоквалифицированным» ангелам (рис. 8.4).
Рис. 8.4. Карикатура Жана Эффеля из цикла «Сотворение животных»
Самым известным примером «инженерного промаха» биологической эволюции стало, пожалуй, устройство возвратного гортанного нерва (ВГН) у длинношеих наземных позвоночных – жирафов, некоторых динозавров (диплодок, суперзавр) {372} . Многие эволюционисты и популяризаторы эволюционной биологии {373} видят в нем красноречивое свидетельство против концепции разумного Замысла. Задача ВГН проста – передавать нервный импульс от головного мозга к гортани. Для людей нерв особенно важен, поскольку участвует в управлении работой голосовых связок, а чем был бы Homo sapiens без членораздельной речи? Мозг и гортань у позвоночных находятся по соседству, и самое разумное решение – связать их кратчайшим маршрутом, что у крупных видов составило бы какие-то десятки сантиметров. Анатомия реальных животных вопиюще неразумна. Вместо того чтобы бежать напрямик, ВГН спускается из черепа в грудную клетку и только потом возвращается (отсюда его название – возвратный) к гортани. Даже у человека путь неблизкий, а как быть жирафу с его длинной шеей, достигающей почти двух с половиной метров длины? Нервному импульсу в этом случае приходится преодолевать путь длиной четыре-пять метров. Зачем такая нелепая схема? Кому это понадобилось? Ответ прост: никому. Несовершенство в данном случае объясняется не «глупостью» естественного отбора, а эволюционной историей наземных позвоночных. У наших предков-рыб все устроено как надо, ВГН у них короткий. Причина элементарна – у рыб нет шеи! План строения четвероногих унаследовал расположение ВГН от рыб, но отбор, неспособный «перемотать пленку» и изменить исходную конструкцию, вынужден жертвовать оптимальностью, сохраняя столь сомнительное решение. Рекордсменами в этом смысле были и остаются длинношеие динозавры, перед достижениями которых жирафьи подвиги бледнеют. Длина ВГН у суперзавра, по оценкам палеонтологов, могла достигать 28 м! С анатомической точки зрения здесь нет ничего невероятного; самые длинные нейроны, известные у современных животных (китов), достигают 30 м. Но каково же было суперзавру существовать с такой иннервацией гортани и как это влияло на его способность пережевывать пищу, можно только гадать {374} (рис. 8.5).
372
Возвратный гортанный нерв у динозавров: Wedel M. J. A monument of inefficiency: The presumed course of the recurrent laryngeal nerve in sauropod dinosaurs. Acta Palaeontologica Polonica. 2012. 57(2): 251–256.
373
Например, Ричард Докинз (Докинз Р. Самое грандиозное шоу на Земле. М.: Corpus, 2016. 496 с.).
374
Wedel M. J. A monument of inefficiency: The presumed course of the recurrent laryngeal nerve in sauropod dinosaurs. У еще одного длинношеего динозавра, Amphicoelias, длина ВГН могла быть еще больше, до 38 м. Но тут есть некоторая неопределенность, связанная с проблематичностью имеющихся реконструкций его внешнего облика и предельных размеров (см. там же.
Рис. 8.5. Расположение и сравнительная длина возвратного гортанного нерва у человека, жирафа и суперзавра {375}
Конструктивные недочеты обнаружены и в таком органе, который сторонниками естественного богословия рассматривается как одно из самых совершенных и «разумеется, созданных
375
Там же.
376
О неискоренимом «рыбьем наследии» в строении организма млекопитающих и связанных с ним «конструктивных недоработках» нашего тела: Шубин Н. Внутренняя рыба: История человеческого тела с древнейших времен до наших дней. М.: Астрель: Corpus, 2010. 303 с.
377
Докинз Р. Самое грандиозное шоу на Земле. Глава 11. Относительно устройства человеческого глаза Докинз выразился куда резче, чем Гельмгольц. По его оценке, автором такой конструкции мог быть только круглый идиот (design of a complete idiot).
Короче говоря, с наивной антропоцентрической точки зрения естественный отбор не выдерживает никакой критики. Он и бездумен, и бездушен, и в некоторых случаях даже откровенно «глуп». Работает он чрезвычайно медленно и расточительно, «с КПД паровоза». Впрочем, куда торопиться тому, кто не имеет никакой определенной цели? Отбор еще и жесток и, словно доктор Моро из романа Уэллса, уничтожает в своих экспериментах миллионы «плохо приспособленных» жертв. Его работа совсем не походит на спокойные и уверенные действия конструктора-человека, всегда знающего, чего он хочет, и почти всегда знающего, как этого добиться. Вот почему очень многим людям кажется невероятным, что сложные организмы, такие прекрасные, такие целесообразные, могли быть «созданы» столь «безмозглым» способом, сравнимым с тем, что известно в народе как метод «научного тыка». Сторонники Божественной аксиомы убеждены, что сложное не может развиться из простого, что любую сложность в природе создал еще более сложный Конструктор, для которого не существует неразрешимых задач. Во «вселенной Дарвина» нужды в таком Конструкторе нет, все возникает «само собой», подобно причудливым морозным узорам на стекле (или же мы должны предположить, что их рисует лично Дед Мороз?). Элементарный, по сути, алгоритм, действующий совершенно стихийно, но создающий иллюзию разумного творчества, – вот что такое дарвиновский естественный отбор. Это контринтуитивно, это противоречит нашему крепко усвоенному убеждению, что у каждой мало-мальски сложной штуковины должен быть разумно мыслящий создатель. Однако сейчас даже существует наука синергетика, изучающая возникновение порядка из хаоса и простого из сложного (все вместе это называется самоорганизацией). Одна из ее главных задач – развенчивать мнимые парадоксы о том, что любой сложности в природе обязательно должно предшествовать еще более сложное начало {378} .
378
Популярное изложение основ синергетики: Хакен Г. Тайны природы. Синергетика: учение о взаимодействии. М.; Ижевск: Институт компьютерных исследований, 2003. 320 с.
Я вовсе не хочу сказать, что теория естественного отбора лишена трудностей и недостатков и всегда безупречно справляется с предложенными ей задачами. Таких идеальных научных теорий, видимо, вообще не бывает. Критики порой задают вопросы, ответить на которые можно лишь предположительно. Возьмем наш мозг, сформировавшийся около 200 000 лет тому назад, задолго до зарождения первых цивилизаций. Это великолепный инструмент познания, но к чему было его великолепие тогда? Мозг первых людей современного типа можно сравнить с суперкомпьютером, разработанным для моделирования климата Земли, который используют исключительно для игры в тетрис. Зачем отбор создал такой могучий инструмент, который, говоря образно, одинаково пригоден для изготовления обсидианового ножа и проектирования марсохода? Гипотетический ответ состоит в том, что мозг «задумывался» как орудие комбинирования, специально предназначенное для создания на базе простых элементов сколь угодно сложных конструкций, предел совершенству которых никак не задан. Важно научиться хорошо «думать», а дальше все зависит от конкретных обстоятельств и конкретных задач. Не так ли одни и те же средства языка порождают и непристойную частушку, и «Я помню чудное мгновенье…»?
Полемика вокруг естественного отбора продолжается, а это значит, что выдвинутая 160 лет тому назад научная идея жива и развивается. Сообщество ученых вовсе не собирается от нее отказываться, сдавать в архив, как бы этого ни желали оппоненты, которые есть не только среди креационистов {379} . Дарвин мог бы быть доволен. Продолжим следить за свежими новостями из области эволюционной биологии. Уверен, что на своем веку мы узнаем еще немало интересного.
379
Упомянутый выше Ю. В. Чайковский (Чайковский Ю. В. Активный, связный мир: Опыт теории эволюции жизни. С. 206) убежден, что теория (по его мнению – гипотеза) естественного отбора должна быть отвергнута точно так же, как были отвергнуты другие ошибочные научные концепции, например учение о «теплороде» в физике. К этому же призывает и Лима-де-Фариа (Лима-де-Фариа А. Эволюция без отбора: Автоэволюция формы и функции). Однако сторонники подобных радикальных взглядов остаются в подавляющем меньшинстве, так что принцип естественного отбора явно не исчерпал свою познавательную силу.
Глава 9
Глупые катастрофы, умные катастрофы
Если бы наследственность была бы на самом деле
безошибочной, на Земле до сих пор не было бы ничего, кроме амеб. А что произошло?
Да ошибки! Биологи называют их мутациями.
Ну что такое мутация, как не слепая ошибка? ‹…› Мы недооценили, мой дорогой, творческой роли
ошибки как фундаментальной категории бытия.
Научная теория ничего не стоит, если она не стимулирует воображение.