Мертвый лев: Посмертная биография Дарвина и его идей

Винарский Максим

Популяционное разнообразие – это, конечно, хорошо, но не хуже и плюрализм мнений, толерантность к инакомыслию, даже вопреки собственным «убеждениям чувства». В этом отношении история «борьбы» катастрофизма с униформизмом может быть поучительной не только для геологов и палеонтологов.

Глава 10

Кошка, играющая с мышью, или Возвращение билета

…Страшно жить на этом свете,

В нем отсутствует уют,

Ветер воет на рассвете,

Волки зайчика грызут.

Улетает птица с дуба,

Ищет мяса для детей,

Провидение же грубо

Преподносит ей червей.

Плачет маленький теленок

Под кинжалом мясника.

Рыба бедная спросонок

Лезет в сети рыбака.

Лев рычит во мраке ночи,

Кошка стонет на трубе.

Жук-буржуй и жук-рабочий

Гибнут в классовой борьбе.

Н. ОЛЕЙНИКОВ. НАДКЛАССОВОЕ ПОСЛАНИЕ (ВЛЮБЛЕННОМУ В ШУРОЧКУ)

Начнем с двух эпизодов из жизни перепончатокрылых насекомых.

Оса аммофила {430} выходит на охоту за гусеницами. Вот добыча обнаружена, и тогда…

Изогнутыми концами своих челюстей аммофила схватывает гусеницу за загривок. Червь сильно

отбивается и конвульсивно сгибает и выпрямляет спину. Перепончатокрылое нисколько не трогается этим, оно держится сбоку, чтобы избежать толчков, и впускает в него свою иглу. Игла попадает с нижней стороны в сочленение, отделяющее первое кольцо от головы, где кожа более тонка. Кинжал, вонзившись, остается некоторое время в ране. По-видимому, это существенный удар, который должен покорить червя и сделать его более сговорчивым. ‹…› Потом аммофила хватает гусеницу за кожу на спине, немного дальше от головы, чем в предыдущий раз, и делает укол на втором кольце, все-таки с нижней, брюшной стороны. Затем я вижу, как она постепенно двигается по гусенице, схватывая за спину челюстями каждый раз немного дальше от головы и каждый раз погружает жало в следующее кольцо. Все это делается так методически и точно, как будто бы охотник измеряет свою дичь. При каждом шаге назад кинжал укалывает следующее кольцо. ‹…› Наконец аммофила, открыв во всю ширину свои челюсти, схватывает голову гусеницы и начинает давить и мять ее размеренными ударами, но не ранит. Эти нажимания следуют одно за другим с изученной медленностью; насекомое как будто старается каждый раз дать себе отчет в произведенном эффекте; оно останавливается, ждет, потом продолжает. Чтобы достигнуть желанной цели, эта манипуляция над мозгом должна иметь известные границы, переход за которые повел бы за собой смерть и быстрое разложение гусеницы. Хирург окончил. Оперируемый лежит на земле брюшком вниз, изогнувшись почти вдвое. Он неподвижен и неспособен к сопротивлению… {431}

430

Аммофила (русского названия у нее нет, а научное можно перевести как «любительница песка») – оса одиночная, а не колониальная. Она самостоятельно роет в почве норку, в которой и выводится ее потомство.

431

Фабр Ж.-А. Инстинкт и нравы насекомых. Из энтомологических воспоминаний Фабра. Том 1. СПб.: А. Ф. Маркс, 1905. С. 105–106.

Живую, но парализованную гусеницу оса уволакивает в предварительно изготовленную норку. Нет, аммофила не съест свою добычу. Гусеница предназначена в пищу ее личинке. Она несколько дней будет с аппетитом уплетать пленницу, пока та, неспособная пошевелиться, будет лежать в осиной норке.

Об этом поведал нам Жан-Анри Фабр (1823–1915), скромный учитель из французского Прованса, более 50 лет посвящавший свои досуги наблюдениям за насекомыми. Его книги во второй половине XIX в. стали европейскими бестселлерами, открывшими читателям целый (микро)космос. Их называли «Одиссеей» и «Войной и миром» царства насекомых. Фабр показал, что жизнь всеми презираемых «букашек и козявок» полна почти шекспировских страстей, а формы поведения некоторых видов насекомых по своей сложности не уступают поведению позвоночных. Было от чего изумляться простому европейцу, вдруг узнавшему, какие необычные события происходят на соседнем пустыре или заднем дворе его дома!

Рис. 10.1. Оса-аммофила, эпизоды ее охоты на гусеницу и разрез осиной норки с приготовленной для личинки живой добычей. Иллюстрация из книги Ж.-А. Фабра

Еще один представитель отряда перепончатокрылых, наездник из семейства ихневмонид (Ichneumonidae), тоже охотится за гусеницами. Представители этой группы откладывают свои яйца на поверхность тела жертвы или под ее кожу, а некоторые, чего уж греха таить, прямо в анальное отверстие. Зараженная гусеница сохранит способность двигаться и питаться, но при этом вылупившиеся личинки наездника будут выедать ее изнутри, причем не как попало, а в правильном порядке. Сначала они съедят не самые важные для жизнедеятельности хозяина внутренние органы, а затем убьют его, употребив на десерт то, без чего гусеница не может существовать (например, органы нервной системы). Какой дьявол их этому научил?! В финале от гусеницы останется только пустая шкурка, внутри которой личинки спокойно окуклятся, после чего превратятся в изящных крылатых насекомых и отправятся на поиски новых жертв… Чтобы добавить немного «перца» к этой истории, скажу, что бывают совсем уж миниатюрные наездники, паразитирующие таким же образом на личинках ихневмонид. Пока те увлеченно поедают своего хозяина, их самих едят живьем, и тоже изнутри. Впечатляющая картинка!

О жизни ихневмонид писали многие, среди них – Виктор Гребенников, еще один известный энтомолог-любитель, долгое время проживший на юге Западной Сибири, в маленьком городке Исилькуль, что близ границы с Казахстаном. Свои рассказы он сопровождал красочными иллюстрациями, одну из которых я хорошо помню еще со школьных лет. Рисунок изображал большую, упитанную гусеницу, отчаянно обороняющуюся от нацелившегося на нее наездника. Подпись к картинке гласила: «Почуяв приближение своего заклятого врага – крупного наездника из семейства ихневмонид, гусеница извивается, корчится. Цепко ухватившись брюшными ножками за обгрызенный ею лист, она приподняла переднюю часть туловища и, раскачиваясь, с силой хлещет ею из стороны в сторону, пытаясь ударить и отогнать наседающего врага. Но попытки ее тщетны: смелый, но терпеливый защитник леса наверняка уловит момент, когда гусеница окажется в уязвимом положении, и отложит на нее яйца. Так что участь ее решена».

Все эти «милые» истории из жизни насекомых воскрешают в памяти страшные рассказы Эдгара По о погребенных заживо людях, бессильных выбраться из тесных склепов, куда их заточили по ошибке или со злым умыслом. А какие еще ассоциации могут возникнуть при чтении хладнокровно описываемых литературно одаренными энтомологами ужасов? Они имеют самое прямое отношение к теме этой книги. Наездники-ихневмониды упоминаются в одном из писем Чарльза Дарвина, отправленном 22 мая 1860 г. его североамериканскому корреспонденту – ботанику Азе Грею:

Мне кажется, что в мире слишком много страданий. Я не могу убедить себя в том, что благодетельный и всемогущий Бог преднамеренно сотворил Ichneumonidae с нарочитой целью, чтобы они питались живым телом гусениц, или [устроил так], чтобы кошка играла с мышью {432} .

Вот,

вот оно!

Многим кажется, что природный мир, как губка водой, пропитан жестокостью и насилием. Личинки ос, пожирающие парализованных гусениц. Милая домашняя киска, забавляющаяся с полуживой от травм и ужаса мышью. Кукушонок, выталкивающий из гнезда птенцов своих приемных родителей (которые даже после этого продолжают усердно приносить корм убийце их собственных детей). Хищники, паразиты, сверхпаразиты, паразитоиды… Неужели их всех создал любвеобильный, милосердный и всеблагой Творец? Неужели это Он устроил так, что поддержание жизни одного существа покоится на смертях ни в чем не повинных жертв, счет которым идет на сотни и тысячи?

432

Перевод (с небольшими исправлениями) дан по: Дарвин Ч. Избранные письма. С. 130. Оригинал письма: https://www.darwinproject.ac.uk/letter/?docId=letters/DCP-LETT-2814.xml.

Слова Дмитрия Писарева о том, что «каждой птице надо съесть в день сотни мошек или семечек, и, следовательно, каждый раз, как она разевает свой клюв, одним органическим существом становится меньше» (я их уже приводил в главе 4), – это не выдумка бойкого публициста и даже не преувеличение. Почитайте, что пишут профессиональные биологи, предпочитающие точные цифры и не склонные к гиперболам:

В желудке одной кукушки было найдено 173 гусеницы, у другой – 12 майских жуков, 49 гусениц шелкопряда-монашенки и 88 гусениц походного шелкопряда. Молодая кукушка в неволе за день съела 18 маленьких ящериц 7–10 см длиной, 39 больших зеленых кузнечиков, 3 куколки бабочки «мертвая голова», 43 капустных червя, 5 личинок майского жука, 4 паука-крестовика, 30 мучных червей и некоторое количество куколок муравьев {433} .

433

Камшилов М. М. Значение взаимных отношений между организмами в эволюции. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1961. С. 41. О птицах в сходном контексте в «Происхождении видов» писал и сам Дарвин: «Лик природы представляется нам радостным, мы часто видим избыток пищи; мы не видим или забываем, что птицы, которые беззаботно распевают вокруг нас, по большей части питаются насекомыми и семенами и, таким образом, постоянно истребляют жизнь; мы забываем, как эти певцы или их яйца и птенцы, в свою очередь, пожираются хищными птицами и зверями» (Дарвин Ч. Происхождение видов путем естественного отбора. С. 66).

Счет жертвам идет на сотни, и так изо дня в день, в течение пяти-шести, а может быть, десяти (это уж как повезет, и у кукушки есть враги) отпущенных птице лет.

Дарвин довольно долго шел к написанию этого письма Азе Грею. В детстве он усвоил традиционную веру в благого Творца, установившего в природе абсолютную гармонию. Корабельные офицеры на «Бигле» – все люди ортодоксально верующие – подтрунивали над его набожностью, которая казалась им чрезмерной {434} . И даже в 1844 г., в разгар работы над эволюционной теорией, Дарвин не сомневался: это Бог устроил живую природу так, что все организмы идеально приспособлены к среде обитания. Свидетельства тому сохранились в черновиках трудов ученого. Он уже не верил в буквальный смысл ветхозаветных легенд о сотворении мира, Вавилонской башне и тому подобных чудесах, которые даже на фоне тогдашних ограниченных знаний о природе выглядели наивно {435} . Пожалуй, и в божественном происхождении человека Дарвин уже сомневался. Но вера в сверхъестественного Автора законов природы, предоставившего им самостоятельно управлять Вселенной, не умирала в нем довольно долго. Естественный отбор представлялся ему «орудием Бога» {436} . В этом смысле он был вполне типичным британским ученым, наследником славной интеллектуальной традиции, освященной именем самого Исаака Ньютона. Как выражались некоторые английские натуралисты, современники молодого Дарвина, «чтобы правильно понимать природу, мы должны входить в ее храм с Библией в руках» {437} . Кажется, даже в момент опубликования «Происхождения видов» Дарвин не отрицал полностью Божественную аксиому и совершенно искренне удивлялся тому, что его теория, оказывается, способна травмировать чьи-то религиозные чувства {438} .

434

Об этом вспоминает сам Дарвин (Дарвин Ч. Собрание сочинений. Том 9. Записные книжки. Дневники. Воспоминания. Жизнь Эразма Дарвина. С. 205).

435

Дарвин в «Автобиографии» подробно рассказывает о том, как менялось его отношение к христианской вере (Дарвин Ч. Собрание сочинений. Том 9. Записные книжки. Дневники. Воспоминания. Жизнь Эразма Дарвина. С. 205–210).

436

Эволюция религиозных взглядов Ч. Дарвина: Галл Я. М. Становление эволюционной теории Чарлза Дарвина; Brooke J. H. «Laws impressed on matter by the Creator?» The Origin and the question of religion. In: Ruse M., Richards R. J., editors. The Cambridge Companion to the «Origin of Species». Cambridge etc.: Cambridge University Press, 2009. pp. 256–274; Конашев М. Б. Эволюционисты и религия.

437

Manier E. The young Darwin and his cultural circle. Dordrecht-Boston: D. Reidel publishing company, 1978. P. 66.

438

Brooke J. H. «Laws impressed on matter by the Creator?» The Origin and the question of religion.

Но чем дольше он наблюдал и размышлял, тем больше сомневался в правоте усвоенных в нежном возрасте догм. Невероятные и незаслуженные страдания – как в мире природном, так и в мире человеческом – были одной из причин потери им веры в благожелательного Господа. И не только в этом, но и в загробном, ведь в то время ни у кого не вызывало сомнений, что после смерти душа человеческая отправляется в рай или в ад. Причем посмертная участь зависит не только от поступков человека, что еще как-то можно принять, но и от его образа мыслей. Одно из самых страшных мыслепреступлений – по уверениям проповедников – это неверие в Бога, атеизм. Вот что писал Дарвин в своей «Автобиографии» (полностью опубликованной только в 1957–1958 гг., причем на русском на год раньше, чем на языке оригинала):