Мертвый мир - Живые люди
Шрифт:
Тэд изменился, стал совершенно другим. Это его безумие всё еще плескалось в голубых глазах, но что-то было другим. Он будто стал смиренным псом, умеющим скалить зубы по команде. Оказавшись совсем рядом с каким-то незнакомым Тэдом Крайтоном, я почувствовал себя совсем мальчишкой, только со щетиной. Его руки, спина, ноги – все было крепким, мускулистым, кричало об уверенности. Я же был похож на худощавого ребенка.
Я ожидал чего угодно в тот вечер. Ожидал очередного нравоучения или наставления. Ожидал рассказа, на извинения я даже не надеялся. Тэд и не собирался извиняться, своей вины он не чувствовал, он ведь не знал, что я прожил в пучине, нет, бездне отчаяния и смятения.
Я ожидал
– Тебе терять не чего, да? Пошли, я познакомлю тебя с другом. – слово «друг» звучало с долей отвращения и уважения. Тэд не подал виду, но что-то внутри него сомневалось. Как оказалось позже, он тоже страдал все эти годы, только его мучила не вина, а совесть. Ему надоело страдать одному, он решил взять меня с собой.
Тогда я понял, что смерть Ло станет для меня спасением. Что ее образы – благословение, потому что Николас оказался дьяволом, приказам которого ты следовал безоговорочно, не сомневаясь. Голос Ло в собственной голове стал ярким светом, который пробивался сквозь залитые кровью окна, стены, разумы.
Ло осталась моим проклятием и спасением. А я стал проклятием и спасением Крайтона. Но на все это было плевать Николасу, он считал, что Тэду спасители не нужны, что Тэду не нужен никто. Николас играл, а Тэд плясал под его дудку. Николас забавлялся, А Тэд был шутом для кровавого короля. Николас издевался, Тэду нравилась боль, позволяющая чувствовать себя живым. Николас угрожал с улыбкой на лице, а Тэд боялся.
Все мы были рождены ангелочками с крыльями за спиной, но никто не смог понять, что Бог всё же был рядом, до какого-то момента. Все мы отвернулись от Него первыми, он же лишь последовал нашему примеру, более не оберегая. Все мы изменились из-за жизни, пострадали и потеряли. Кого-то изменили события, кого-то поступки. Меня и Тэда же изменил Николас. Вернее, он стал завершающей точкой в этой цепи – теперь он стал нашим создателем, а мы его марионетками.
========== 8.1.Милый друг - Снова к тебе ==========
Водяная гладь озера, отражающая в себе, словно в зеркале, всю синеву неба, его безмятежность и отреченность, казалась огромным морем или бесконечным океаном.
Сейчас небо было похоже на какую-то крышку кастрюли, запершую нас на земле, отрезавшую от чего-то высокого и более величественного. Чувство было схоже с бессилием и обидой на какую-то незнакомую вещь, о которой ты мог лишь догадываться. Ощущения были таковы, что думалось, будто кто-то незнакомый специально подстроил все это, распланировал каждую секунду, позволяя тебе спокойно попасться в его сети.
Редкие облака, которых не хватало даже для того, чтобы хоть немного перекрыть обзор голубому полотну, нависшему в выси, стремительно уносились вдаль, мелькая в водных слоях озера Мичиган.
– Твою мать, прекрати брыкаться, сука! – мужчине, мало похожему на человека, скорее на монстра, отдаленно напоминающего мыслящее существо, надоело играть со мной. Его громадная и тяжелая ладонь встретилась с правой лопаткой, заставляя практически почувствовать, как красный отпечаток, напоминающий контуры пальцев, остается на бледной коже, пересекаемой царапинами и ссадинами.
Даже не стараясь устоять на ногах, поддаваясь безмятежности внутреннего мира, да и окружающего тоже, я, словно принимая общеизвестный факт, заторможено чувствую неприятные ощущения в области коленей. Только полностью опускаясь на холодный и запачканный бетон или что-то напоминающее его, что-то, что пахнет сыростью и плесенью, и противным запахом сырой рыбы, я начинаю отчетливее ощущать боль.
Картина перед глазами меняется в одно мгновение, позволяя мне до сих пор видеть небо, вернее, его отражение в водяной
Собственное отражение в воде будто манит меня, уговаривает дернуться, приближаясь к краю суши. Я почти слышу голос расплывающегося лица, когда красные капли, следуя друг за другом, заставляют появиться круги на воде, тут же начинающие расползаться в стороны. Кровь растворяется в этом «океане-зеркале», будто ее никогда и не было, а меня с силой оттягивают в сторону, заставляя подняться.
– Повтори это еще раз: тронь хоть кого-то, - злобный рык, почти утробный и угрожающий, прозвучал в стороне. Седой старик с усталым, но настолько гневным и живым взглядом, способным прожечь в плоти дыру, все еще не теряет надежды вырваться, расправиться, спастись и спасти остальных. – И, я обещаю, это будет последним, что ты сделаешь.
– Шевелись и закрой рот, рухлядь, - грубый голос, громогласно звучащий, заставляющий думать, что небо над головой, да и все остальное, темнеет, превращается в сплошную черную стену, послужил ответом на слова Билла. Старик лишь дернулся в последний раз, еще не осознавая до конца, что теперь мы бессильны – Билл долгое время пребывал в своем сознание, в затяжном сне, он не видел того, свидетелями чего стали мы.
Скупая слеза скатилась по щеке, смешиваясь с грязью и засохшей кровью. Правда, сказать, кому она принадлежала, я не могла. Возможно, гниющим трупам, может быть, мне самой или кому-то другому. Вариантов было множество, а слеза одна, как и небо, отражающееся в водной глади озера Мичиган, окружающего порт Чикаго с одной стороны.
***
Тэд и Рикки… Они стали заложниками этого человека. Их семейные отношения, чувства привязанности и любви – всё, даже их души и тела, превратились в вещи, что принадлежали Николасу. И здесь дело было не просто в цепях, которые отливали золотом на солнце и тянулись от Крайтона к темноволосому мужчине, даже не в стальных кандалах, какие не могли ничем расплавить –нечто большее держало жизни этих людей в крепком узле.
Когда-то давно, в самом начале, я уже видела эти глаза. Видела их и чувствовала, как все внутри исчезло, будто после ядерного взрыва. В тот раз, стоило Николасу снять темные очки, появляясь из дорогой машины без единой царапины посреди хаоса и разрухи, что стремительно поглощали мир, я осознала одну вещь, засевшую и затаившуюся в моей голове на долгое время. И сейчас настал момент, когда все карты в моей голове были открыты, я сама стала обнаженной – под этим взглядом я будто сняла не только свою одежду, но и кожу стянула, оголяя душу, узнавая в этот же момент, что она у меня есть.
Эта серость зрачков была отлична от любой другой, скучной и неинтересной. В этой серости ты не чувствовал угнетения или безразличия, в этих глазах умещалось всё и сразу. Правда, умещалось всё самое мерзкое, прогнившее насквозь, зловонное и уничтожающее. Я была уверена, если бы не сидела на земле, чувствуя запах почвы, то повалилась бы, будто мне отсекли ноги острой косой, подобно кузнечикам на сенокосе. Я бы почувствовала отсутствие конечностей только потом, когда было бы уже поздно кричать, но уже сейчас я совершенно точно ощущала страх. Ощущала его всем телом; то раннее чувство, когда обзор перекрывали собственные волосы, оказалось лишь жалкой пародией на боязнь – в настоящем же я познала дрожь во всей ее сковывающей красе.