Мертвый мир - Живые люди
Шрифт:
– Твою мать! – в голове Янга что-то щелкнуло. Он будто только и ждал подобного толчка от кого-либо. Вот, что тревожило Джина! Он отпустил девушек в лес, на мгновение забывая, что это более не тот лес, который был опасен лишь дикими животными или мертвецами. Теперь этот лес куда более страшен, он изменился, как и всё вокруг.
– Чего вы орете?
– Раймонд, недовольный и немного злой, вылез из палатки, натягивая ботинки, сразу же доставая оружие. Он был бы не так расстроен, если бы увидел мертвецов, но не просто спорящих членов группы. Купер в последнее время всегда был насторожен
– Тут черт знает что происходит… - всматриваясь в сторону леса, недовольно произнес тучный мужчина, совершенно запутавшись в ситуации. Сначала Вэл, после Блэр, теперь и Джин – все трое поплелись в сторону леса.
***
– Кто здесь? – я услышала знакомый, еще сиплый ото сна голос, стоило мне по неосторожности наступить на сухую ветку, что тут же захрустела под ногами. Девушка, чей силуэт сложно угадывался в ночи, выставила нож вперед, испуганно оглядываясь. Сталь холодного оружия опасно блестела в слабом лунном свете, пробивающемся сквозь высокие деревья, а глаза подруги горели огнем и жаждой чего-то недоброго.
– Вэл, ты здесь? –желая убедиться, что это действительно старая знакомая, спросила я у темноты, оглядываясь за спину, боясь увидеть непрошенных гостей. В тот момент, когда осознание всего пришло, я была готова бежать вслед за девушкой. Предчувствие того, что может случится то, что исправить нельзя, заставляло сердце громко бухать где-то внутри.
– Что ты здесь делаешь, Блэр? – показываясь из-за деревьев, подруга то ли разозлено, то ли удивленно спрашивала у меня, всё еще скрывающейся в темноте. Она убрала нож, более не тыкая им в мою сторону, но держа наготове, в случае, если ходячие твари появятся. А возможно, он готовился и для меня. В последнее время удержать Бенсон от глупостей стало невозможно.
– Я могу спросить то же самое, – выходя из-за дерева, спрашиваю я у Вэл, не понимая, рада она меня видеть или проклинает. После того пьяного разговора на крыше мы не говорили, это лишь подтверждало, что Вэл помнила о нем, помнила о том, что рассказала мне.
– Что ты хочешь от меня услышать? –она была серьезной, немного настороженной, словно боялась, будто я могу накинуться на нее с ножом. Я боялась того же. Сейчас казалось, что мы разучились понимать друг друга, предугадывать действия и ход мыслей. Я видела, Вэл понимает, что я не доверяю ей. А я видела в ее глазах настороженность или же отчаяние.
– Я знаю, мы не говорили о том, что произошло на крыше… - я понимала, что давлю на больное место, но не была уверена на её или своё. Просто мне не хотелось верить, что девочка, пусть и глупая, которая всегда была рядом со мной в детстве, с которой мы ночами сидели на крыше, смотря на звезды, с которой в последнее время так редко общались, убила собственную сестру и не раскаивалась. Я не могла поверить, что человек из моего детства изменился, меняя и воспоминания. Все ее слова, действия вмиг приобретали оттенок зла, очерняя воспоминания о младшей школе.
– Не надо… - Вэл опустила голову, а её руки повисли как плети. Голос дрожал, и мне показалось, что она всхлипывает. –
И в этих слезах я увидела раскаяние и сожаление. Я испугалась и не поверила в самом начале, потому что в тот раз Вэл выглядела безумно и непохоже на саму себя, но, наверное, именно желание вернуть то, что было раньше, заставило меня поверить в эти слезы.
«Она сплетница. Ей не жалко семью», – так я думала. Я ошибалась. Нет, ей жаль, она сожалеет. Она плачет, и эти слезы – доказательство. Она ранима, как и все. Она чувствительна и разрывается на части от происходящего. Только сейчас поняла, что она переносит всё куда более тяжело, чем мы все. Потому что она сама убедила себя, будто ей все равно, будто она рада. Но сейчас она осознала, какова на самом деле. Похожа на хрупкую розу, скрывающую все нежность и боль за шипами, охраняя середину, чувства – лепестки.
Без слов, не произнося ни звука, я обняла подругу, прижимая к себе. И она разрыдалась, сдерживая голос, понимая, что это опасно. Даже проявление чувств в этом мире опасно. Прижимая к себе, стремясь разделить ее боль, показать, что я рядом, я улыбалась самой болезненной и грустной улыбкой, на которую была способна. Эта улыбка была полна иронии. Мне было больно, но и спокойно. Спокойно, потому что детство в моей жизни вновь стало прекрасным. Я посмотрела в кусочки неба, открывающиеся из-за кроны деревьев, и увидела звезды. Они казались такими же, как в прошлом – помолодевшими на несколько лет, яркими и наблюдающими.
***
Совсем недавно все будто решило настроиться против нас. Понемногу, но осознание того, что заставляет Билла отстраняться от остальных, начало совершенно точно приходить ко мне. Однако я отчаянно отмахивалась от подобных выводов, заставляя мысли молчать.
Пару дней назад, после долгого бега, когда мы вновь наткнулись на группу мертвецов, седой старик испугал нас всех, начиная кашлять кровью. Белчер же поспешила всех успокоить, говоря, что это последствия старой раны, полученной еще при падении станции. Билл выглядел жалко и убого, заставляя нас остановиться в первом попавшемся доме на окраинах. Однако теперь мы вновь двигались вперед, в неизвестном направлении, под руководством старика.
– Билл, куда мы идем?-косо смотря на седого мужчину, морщась каждый раз, как он начинал кашлять, спросила я, нагоняя старика. Оказавшись совсем близко к бывшему охотнику, я только сейчас, наверное, заметила, как устало он выглядит. Что-то, похожее на жалость, трепыхнулось внутри.
– На северо-запад, в сторону озера Мичиган, - тихо и сипло ответил старик, лишь бросая в мою сторону усталый взгляд. Руки Билла всегда были готовы схватиться за оружие, но его глаза, казалось, слабеют с каждой секундой. Создалось ощущение, будто из-за всех тревог и своего здоровья, подорванного подобным образом жизни, Билл не спит уже несколько ночей. Вот только неожиданно мысли о состоянии старика перебили иные, касающиеся направления.