Мертвый мир - Живые люди

Гилл Полина

Как и ожидалось, в армии меня тоже не приняли как человека, там для всех я была женщиной. Пускай я и готовила себя к подобному отношению, все равно было тяжело: вечные насмешки, колкие фразы и слова, попытки вразумить и отправить домой. Ко всем девушкам, каких было совсем немного, относились подобным образом, но из-за моего характера, мне доставалось больше всех, следовательно, работать тоже приходилось больше.

С родителями я упорно не встречалась, лишь с матерью. Произошло это по инициативе командира, который считал, что женщинам не место в армии. От матери я ожидала слезных упрашиваний с уклоном в то, что она не переживет если со мной

что-либо случится, но ничего подобного не было. Без слов она лишь поцеловала меня в лоб, перекрестив несколько раз, обняла и, кивнув на прощание, ушла навсегда. И в ее взгляде было это: она словно хотела, чтобы я доказала кому-то, что женщина может быть сильной.

Стрельбища, ориентировка на местности, теоритические знания, дисциплина, практические знания, ползанья в грязи, слежка под дождем, в грозу, моделирование ситуаций с угрозой для жизни, практическое лишение свободы, практическое лишение жизни. Даже во время тренировок люди получали травмы, порой и умирали.

Когда же все это закончилось, и «женщина» исчезло из словаря нашего корпуса, командир забыл его, я почувствовала, что стала человеком. Без половых принадлежностей, без каких-либо отличий в теле и голове, простым человеком, знающим лишь слово «приказ».

Так я думала какое-то время, пока не пришла очередь войны. Хотя, в действительности, это не было масштабной войной между странами – однако для нас любая война масштабная -, скорее зачистка местности. Нет, я вовсе не поняла в тот раз, что любая женщина обладает материнским инстинктом, что она не может нажать на курок перед ребенком, не может убить чьего-либо сына, ничего подобного не было. Но в тот раз я поняла, что от мужчин нас отличает знание. Мы не идем слепо в бой, надеясь на грубую силу, у нас есть способность думать и решать. Я не превратилась в безмозглую куклу с оружием, но стала холодной, сдержанной и полупустой, касательно эмоций. Я их не забыла, но осознанно спрятала куда-то глубоко, понимая, что большая их часть – лишнее.

Так я жила долго, замечая, как все вокруг меняется. Потом я увидела падение мира, смерть товарищей, гибель командира. Во время того, как мир стремительно сгнивал на глазах, а люди бушевали, я и такие же, как я, пытались бороться с мертвецами, отстаивать города, сохранять порядок. Наш отряд, когда стало понятно, что города падут, был вынужден переправлять людей в безопасные места, на острова, но, вероятно, и там было небезопасно. Потому как через какое-то время даже Айл Ройал – один из крупнейших национальных заповедников, куда переправляли в основном важных людей и полицейских для их защиты – перестал отвечать.

Мы правда старались сделать хоть что-то с эпидемией смерти, но все слишком быстро исчезало, цивилизация скатывалась и уничтожала сама себя. В первые дни плакали все, даже командир, который когда-то считал женщин слабыми. Наверное, узнай он, что я пережила его, тоже посмеялся, как делал всегда в неловких ситуациях, но он не мог, потому что его мозги вынесли пулей.

Я считаю, что прожила долгую жизнь, считаю, что она была хорошей, но единственное, о чем я, возможно, жалею, так это то, что не встретилась с отцом и не доказала ему то, что хотела доказать. Наверное, ради его признания я и решилась остричь волосы, променяв тишину, спокойствие и счастье на свист пуль и взрывы. Наверное, все действительно было именно так.

Я убедилась в том, что женщины и мужчины различаются, в том, что приоритеты у нас разные, что думаем мы по-разному, и мне, когда я осознала

это, не было грустно или печально, напротив, я гордилась подобным. Но в этот раз, наблюдая за тем, что происходит, я поняла, что человек, на самом деле, это что-то вроде смешения женского и мужского. Женщина не может быть в полной мере человеком, мужчина не может быть полностью человеком. Однако в этот раз я попробую, попробую стать человеком: я буду махать кулаками, не думая о том, что это повлечет, буду получать раны, оправдываясь тем, что это хорошо выглядит, не буду знать о трагичных переживаниях слабого пола. Я просто решусь на это, решусь потому что могу.

Я родилась в женском теле, после забыла о том, кто я, затем меня вновь заставили почувствовать свою слабость, загоняя в угол. Я знала, что умру именно здесь, возле воды, потому как ее и боялась, но ведь я имею право выбора, как и кто-либо другой. Лучше я умру человеком, чем слабой женщиной или поверхностным мужчиной, погибну, сражаясь, но сражение это будет моим выбором.

Агата Дуглас стояла на лестнице, вспоминая свою жизнь, заранее зная, что произойдет сегодня – Роб рассказал ей, Роб дал ей шанс решить, как именно она погибнет: даст надежду остальным или исчезнет в гнилых желудках.

Женщина-военная, теперь человек, знала, что требуется от нее, что она должна совершить, и она не отказываюсь от этого. Просто, когда настал момент, она совершила те резкие и короткие действия, заставляя Джо Миллера, убившего Раймонда Купера, ранившего Вэл Бенсон и повлиявшего на многое в ее собственной судьбе, приблизиться к своей гибели. Она толкнула его к тому человеку, что в этот день вынес им всем, троим, смертный приговор.

«Даже если никто не узнает, если не поблагодарит, я буду спокойна. Я буду счастлива, зная, что искупила вину и перед Биллом, и перед остальными. Я совсем забыла, что значит «быть женщиной», сильной и уверенной, но теперь я не забуду. Потому что такое не забывают, как и поступки Джо Миллера. Я искренне верю, что у каждого есть свои причины, есть печальное прошлое и опыт, но за ошибки расплачивается каждый. И я, и Джо, И Роб – все мы. Время пришло».

Роб, сильный и независимый, рвущий и разрывающий, сейчас лежал на холодном полу, в луже собственной крови, чувствуя, как жизнь ускользает из его тела с этой алой жидкостью. Недавно он видел все четко, стоял ровно, вертикально, но после прогремевшего выстрела, дошедшего до него с опозданием, все резко перевернулось, а сам он стал вертикальным – Роб не знал, как можно было это описать. Скала почувствовал, как разрушается, и рухнул куда-то вниз, не чувствуя боли.

– Миллер, - отвлекая мужчину от Агаты, стоящей совсем близко, чья задача состояла лишь в том, чтобы не дать Джо сбежать, хрипя, позвал Роб, утыкаясь в него свои холодеющим взглядом. Лицо было бледным, а кровь казалась слишком алой и яркой.

– К вашим услугам, - не замечая замысла и намерений, не сумев сложить два плюс два, с той же улыбкой-ухмылкой, только теперь перекошенной от ударов крепкого мужчины, победить которого без оружия было невозможно, Миллер был готов почти склониться вниз, будто насмехаясь или исполняя последнее желания. Однако он стоял над Робом-скалой.

Не отвечая ни слова, тот из последних сил потянулся к руке Джо, пачкая его кожу своей кровью. Хрипя и сопя, борясь со смертью, подступающей и угнетающей все системы организма, Роб вложил в ладонь человека-убийцы вещицу, зажимая ее, чтобы тот не заметил. По крайней мере, не сейчас.