Мертвый мир - Живые люди
Шрифт:
– Мы выберемся отсюда, Билл. Не важно, уплывем или убежим, но сопровождать нас будут яркие вспышки и взрывы, повествующие о том, что время дьявола на этой земле вышло. Мы выберемся, старик, я обещаю.
========== 8.4.Милый друг - Катарсис ==========
Прогремевший взрыв заставил содрогнуться не только землю, но, кажется, и небо.
Людям некогда было смотреть вверх, пока они в панике что-то пытались сделать с полыхающим амбаром, - по крыше которого плясал босоногий огонь, стремясь перепрыгнуть на соседнее здание, служащее пристанищем для ржавых кораблей-, поэтому никто даже
Слабые люди, подчиняющиеся кровавому королю от одного лишь страха, будто не зная, что делать, долго стояли и просто смотрел на пожар, разинув рты: кто-то, вероятно, был счастлив увидеть подобное, кто-то просто растерялся. Но стоило появиться человеку в длинном кожаном плаще, отдавшему приказ и встретившему в ответ молчание, как толпа тут же предприняла попытки к усмирению пламени – простреленное легкое парня, что оказался ближе всех к последователю Николаса, стало отличным стимулом и мотивацией. Скорее всего, это было сделано человеком в плаще еще и для того, чтобы никто даже не подумал о побеге – в любом случае, в таком месте жить не хочется…
Сильный ветер, характерный для озер и других водоемов, лишь подкармливал пламя, давая ему кислород и силу, а сухие перекладины, балки и разное тряпье в ацетоне, масле и бензине создавали подобие фейерверков или зажженной спички. Однако «спичка» эта гаснуть не собиралась.
Подобие командных криков или рыков, полных смятения и злости, доносилось отовсюду, лишь раздражая и распаляя гнев все сильнее: кто-то пытался вывести тех, кто остался в огне, кто-то склонился над убитым парнишкой с глупо простреленным легким, а мысли Николаса переполняла лишь злость, какой, кажется, никто и никогда не видел в нем прежде. Серые глаза будто почернели от нерадостных мыслей, губы сжались и вытянулись, словно канат, и даже на бледном лице исчезла маска отчужденности и свойственной мужчине фальши – все это превратилось в гримасу самой сущности тьмы и бешенства.
– Я убью их, - грубо отталкивая беднягу в сторону, заставляя того почти впечататься в стену, прорычал черноволосый дьявол, видя, как кровь его алого царства запекается и бурлит. Но Николаса на самом деле тревожило не то, что его королевство падет – об этом он не думал-, его мысли заняло лишь безграничное страдание безмозглых шутов. Их муки стали его обязанностью. –Они, блядь, собственными сердцами подавятся.
***
Этот человек… этот славный парень стал заменой. Заменой другому славному парню, которому не удалось задержаться в этом мире после смертельной эпидемии. Этот чуть неуклюжий мужчина, которого теперь мне так жаль, которого теперь я вижу другим, он спас меня однажды, даже не думая о том, что сам будет страдать.
На самом деле, Барри спасал меня не один раз. Каждый день, каждый час и в любом деле этот человек, будто поставивший себе подобную цель, вытягивал меня из пучин. Он сражался с самим мраком, терял часть себя, но никогда не оставлял меня одну в темноте.
Я была эгоисткой и до сих пор ею остаюсь. Я связалась с ним лишь для того, чтобы заглушить боль, нашла в нем замену или игрушку. Он же, зная все это, оставался радом. То ли глупец, то ли…
Интересно,
«Майкл» - это имя мне всегда больно вспоминать, потому что оно несет в себе так много значений и воспоминаний. Кажется, с ним связана вся жизнь после начала апокалипсиса. Стоит подумать о нем, как все, все до последнего проносится в голове, набирая скорость, сводя тебя с ума. «Майкл» – одно имя и так много случившегося. «Майкл» – это всё для меня.
Но тогда, что же означает «Барри»?
Кажется, для меня существует два «всё» - последнее появилось совсем недавно, когда мир затянуло дымом, огнем и кровью, то ли собственной, то ли воссозданной сознанием, до сих пор зацикленном на картинках вечера, когда погиб Билл. Первое «всё» вечно вопит о прошлом, другое же тихо шепчет о настоящем. И я не знаю, какое «всё» мне выбрать - везде меня что-то держит и не отпускает.
Но сейчас я понимаю, как бесполезны споры с самим собой в этом новом мире. Здесь, по сути, все бесполезно, кроме потери человечности и обретения жестокости. Споры эти, не имеющие конца, да и, наверное, осознанного начала, отнимают твое время, а ты не знаешь, сколько у тебя его осталось. Эти споры урезают твою жизнь, как и жизни тех, кто находится рядом.
В этот день одно из моих «всё» погибало у меня на глазах, в моих руках, обливая меня своей кровью. Это «всё» исчезало, но не растворялось, оно захлебывалось и страдало – мое настоящее, под ярлыком «Барри» становилось призрачным, похожим на «Майкл».
Мы смотрели друг на друга, словно ища отклика на те чувства, что сейчас становились все мощнее и сильнее, бушуя в груди. Я смотрела пристально, с надеждой и растерянностью, пока его губы не тронула еле заметная и неуверенная улыбка: одни лишь уголки поползли вверх. Но, стоило ему заметить мой будто изучающий, на самом деле, упивающийся его жизнью взгляд, как уголки губ вновь опустились, немного испуганно. Я смотрела на его нервно искусанные бледнеющие губы, а после так же неуверенно и по-доброму улыбнулась в ответ.
Что-то внутри него, кажется, сжалось навсегда. Прикрывая веки, не думая, что потом может быть больно, я двинулась навстречу, даже не замечая, что его движения в точности повторяют мои – мы словно стали отражением друг друга в зеркалах.
Я почувствовала лишь легкий выдох прямо в лицо, обжигающий и опаляющий, а после всё исчезло, но пустота тут же заполнилась. Заполнилась чем-то незнакомым, дрожащим и трепещущимся. Мне захотелось плакать то ли от счастья, то ли от того, что счастье это мимолетно – Барри умирал на моих руках.
– Как?.. Как будут звать малыша? – оставляя кровавый отпечаток на моем животе, в котором лишь зарождалась жизнь, скукоживаясь и выглядя при этом мерзко и пугающе, с какой-то надеждой и упованием почти прошептал дрожащий всем телом мужчина, ставший заменой. Мне было так стыдно сейчас, так противно и мерзко от собственного эгоизма… Я была готова отдать все, лишь бы этот человек остался жить. Но все, кажется, повторялось. Казалось, я не прошла проверку кого-то более могущественного, чем люди или мертвые, и теперь вновь обречена проходить через то же, что уже разрывало меня на части прежде.