Мертвый сезон в агентстве 'Глория'

Незнанский Фридрих Евсеевич

– Мой старый друг Алексей Кротов, – представил Саймон.

– Рой Харт, – повторил седой.

– Господа, – серьезно заговорил Нэт, но глаза его при этом просто изучали веселье, – вы не хотите сердечно поздравить мистера Харта с прекрасно проведенной операцией по задержанию опасного преступника и мошенника Валерия Комара?

– Примите наши поздравления! – приложив ладони к груди, склонили головы Грязнов с Кротовым.

– Благодарю, – не дрогнув ни одним мускулом на лице, ответил Харт, естественно, по-английски и пожал русским сыщикам руки. – Я откланяюсь, господа?

– И

где же ваши сотрудники, мистер Саймон? – спросил Денис, глядя вслед удаляющемуся Харту.

– Они – вокруг, – улыбнулся Нэт. – Так когда вылетаете?

– Думаем, завтра, ночным. А с Комаром не может повториться какой-нибудь бельгийский вариант?

– У Роя этот номер не пройдет, – засмеялся Саймон. – Значит, завтра. А когда на посошок?

– Вы наш гость, ваше желание – закон.

– Я скажу, чуть позже… А завтра, господа, все наши газеты сообщат о задержании российского афериста Валерия Комара по подозрению в хищении драгоценностей Гохрана России, стоимость которых превышает более двухсот миллионов долларов. Надеюсь, вы не станете возражать, господа? Мы же все-таки находимся с вами в Соединенных Штатах! Особо будет отмечено, что операцию с блеском провели сотрудники Интерпола.

– А разве что-то было не так? – удивился Денис Грязнов.

И все дружно рассмеялись.

Часть третья

НЕИЗБЕЖНЫЙ ФИНАЛ

Обрыдла жизнь полковнику Довбне, обрыдла до такой степени, что хоть ложись и вой волком… Приезжал он домой поздно, молча проходил через всю квартиру, отделанную под евростандарт, в свой кабинет, где валился ничком на старый кожаный диван – единственное родительское наследство, по счастливой случайности не выброшенное супругой, и долго ворочался, не в силах заснуть.

Мысли постоянно были одни и те же – о сыновьях-офицерах, служивших в Таджикистане. Иногда снились Афган и Чечня, но это была какая-то фантастическая смесь искаженных лиц, стрельбы и погони, отчего он, просыпаясь в поту, уставал еще больше, чем от тяжелых собственных мыслей.

Однажды, перебирая старые фотографии, наткнулся на нечетко отпечанный снимок, сделанный бог весть когда, еще в Афгане. Огромный валун, а на его макушке уместились сразу несколько человек. С трудом, но разобрать можно: Валера Саргачев, Севка Голованов, Володя Демидов, Филя Агеев, Колька Свиридов и сам он, Тимофей Довбня. Нельзя сказать, что близко уж очень были знакомы, но разведка есть разведка, здесь вроде все свои.

Парней он позже встречал и в Чечне, под Урус-Мартаном. Но уже без Саргача, слух прошел, что получил он Героя, но уже посмертно. Встретился он с ребятами в Ставрополе, где ожидал решения своей судьбы, после того как послал по известному адресу бравого генерала, подписавшего постыдный мир. Парни сами пришли к нему в гостиничный номер, крепко пожали ему руку и выпили по стакану водяры. А расставаясь, кажется, Головач оставил ему свой московский телефон.

И вдруг Довбне пришла в голову совершенно здравая мысль: ведь именно они единственные во всем мире выслушают его и поймут. Могут, конечно, и не простить, но пусть хоть выслушают, дадут душу излить…

В тот раз звонить было уже

поздно, шел второй час ночи. А на следующий день, дозвонившись, услышал милый женский голос, сказавший, что Всеволод Михайлович в настоящее время в командировке. Жена Головача поинтересовалась, кто звонит. Довбня представился старым товарищем Севы по Афгану и Чечне. Тогда женщина доверительно сказала, что вообще-то Сева за границей, а вот когда вернется, то обязательно ему позвонит, попросила продиктовать номер телефона. Он дал мобильный.

Прошла неделя, другая, и вот наконец вечером зазвонил мобильник.

– Тимофей? – услышал Довбня незнакомый голос.

– Я… – Полковник уже отвык от простецкого обращения к себе. – А кто мной интересуется?

– Головача не забыл? – рассмеялся Сева.

– Господи! Наконец-то… Приехал?

– Ты хотел встретиться? Или у тебя другие заботы, господин полковник? – с явной иронией спросил Головач.

– Тебе что-нибудь известно про меня? – насторожился Довбня.

– Достаточно, чтобы понять, что без крайней нужды ты не позвонишь. Ну рассказывай, в чем дело? – Голос Головача был, мягко говоря, прохладен. Да и разговор совсем не телефонный.

– Если разрешишь, я хотел бы подъехать…

– Валяй, Тимофей. Раз позвонил, адрес знаешь? Служба, поди, обеспечила?

– Угадал.

– Ну так приезжай. Жду.

На пороге квартиры полковника встретила стройная черноглазая женщина с косой на груди.

– Тимофей Поликарпович? Здравствуйте, проходите. Сева ждет вас.

– Вас зовут-то как, извините?

– Настей.

– Поди, казачьего роду-племени?

– Ставропольские мы, – улыбнулась Настя.

– Ну тогда позвольте вам вручить дары Кубани: фрукты тут всякие, – сказал Довбня, подавая ей тяжелый пакет из кремлевского буфета. – Я-то сам кубанский. Соседи, значит.

Из другой комнаты вышел Голованов, протянул руку:

– Привет. Заходи, поболтаем. Настенька, ты нас пока не беспокой.

В кабинете хозяина был накрыт маленький журнальный столик. Коньяк и закуска. Выпили за встречу.

– Так что тебе про меня известно, Сева? – тяжело вздохнув, спросил наконец Довбня.

– Взлетел ты высоко. В кремлевском кабинете сидишь. Большую и лохматую руку имеешь, поскольку нынче без нее никуда…

– Вот-вот, – опечалился Довбня. – Почти угадал… А ты, значит, в МУРе работал… И ребята ваши. Сейчас-то где?

– Да есть такая контора… Охраняем помаленьку. А ты, значит, справки наводил? Зачем? Позвонил бы.

– Я долго думал, Сева. Не решался, – покаялся Довбня.

– И решился наконец?

– Да. – Довбня потянулся за бутылкой, но Голованов остановил, положив ладонь на его руку:

– Я бы предпочел по-трезвому, Тимофей.

– Ну будь по-твоему. Хотя душа болит…

– Вот и облегчай по возможности.

И Довбня стал рассказывать. Все с самого начала. От приказа до приглашения в Кремль. Маркина помянул, который его до кремлевского кабинета поднял, не стал скрывать, что вынужден был в этой связи выполнять отдельные поручения Игоря Леонидовича, за что обзавелся «мерсом», «фольксвагеном» для жены, дачей в Жукове, новой квартирой в четыре комнаты…