Мертвый сезон в агентстве 'Глория'
Шрифт:
– Нет, – рассмеялся Кротов, – послать надо, и как можно крепче, Валерия Михайловича Комара. Знаешь его телефон?
Андриканис молчал, то ли что-то соображая, то ли вообще не врубаясь в ситуацию. На лице его была полнейшая растерянность.
– По его телефону я звонить не могу, – сказал наконец.
– Это почему?
– Нельзя. Не велено. Только когда уже полный край.
– Так он уже и наступил. Не тушуйся, вот тебе моя трубка, – сказал Кротов, протягивая телефон, – набирай номер и говори.
– А чего говорить? – окончательно растерялся Леня.
– Сначала отматери его от всей полноты души. Как в лучшие свои времена. А потом скажешь ему, что раскусил, мол, его, подлеца, ну и так далее. Чем злей, тем лучше. Что он будет тебе кричать, не слушай. Говори,
Леня, поочередно оглядывая всех, молчал, соображая.
– Послать можно, отчего не послать… Только я братьев предупредить должен.
– Им позвонишь уже из аэропорта, – жестко сказал Кротов, и Андриканис не нашелся что возразить, лишь спросил:
– А я и в самом деле в аэропорт поеду?
– Ну а как же!
– А потом?
– Потом свободен. На все четыре стороны. Нам Комар нужен, а не ты.
– Выпить можно? – Леня, кажется, решился.
– Моего? – засмеялся Кротов, и остальные его дружно поддержали.
– Нет уж, хватит, – улыбнулся и Андриканис.
– Денис Андреевич, дайте ему бутылку. Но только после телефонного разговора.
– Так там мало! – возразил было осмелевший Леня.
– Закончим дело – хоть залейся.
– Придется, – пробурчал грек и стал набирать номер.
До определенного времени Валерий Михайлович Комар и не догадывался, что у него широкая натура. Гулять на всю бухгалтерскую зарплату было просто смешно, а дальше жить на что? Когда же он стал владельцем кабинета на собственной фирме, то поначалу держался скромно уже из соображений перспективы своего дальнейшего роста в бизнесе. Лафа с фирмой быстро кончилась, поскольку и создавалась-то она, как он скоро понял, ради ста двадцати миллионов, уведенных с завода «Кристалл». Далее – Гохран, зарубежные поездки, вояжи, серьезные партнеры. Им российским барством глаза не замылишь. Дома не развернешься как хотелось бы – из чувства самосохранения. Это какой-нибудь вчерашний уголовник может позволить себе все, что душе угодно, – он может и миллион баксов в рюкзаке таскать. Ему не зазорно. А ты чиновник, и у тебя любая клякса способна спросить: откуда взял? За границей тем более: обязательно найдется чей-то заинтересованный глаз, который обязательно уследит и доложит, школа-то старая. Вот и крутись себе между возможностями и реализацией собственных желаний, как между мифологическими Сциллой и Харибдой…
Никто не посвящал Комара в подробности аферы, которую, как он однажды понял, замыслили Пучков, Маркин и активно помогавший им Бояров. И то, что сам он занимается аферой, тоже уяснил не сразу. Сильно задело другое. Получалось, что его попросту использовали для достижения своих целей, чтобы затем отшвырнуть в сторону. Но почему же он должен оказаться в данной игре пешкой? И вот тогда, помимо постоянно сдерживаемой страсти к свободной, полнокровной жизни, в коей ты сам себе хозяин, возникла обида за собственную униженную гордость. Он что же, обязан всю жизнь в холуях чьих-то бегать? Подай, прими, поди вон? Создай фирму, переведи денежки, отдай дяде и получи крохи с чужого стола? Дудки!
Основную свою лепту внес во все это дело, конечно, Игорь Леонидович Маркин. Вот уж кто в самом деле ощущал себя настоящим барином. А каким тоном разговаривает! Какие дает советы! И не советы даже, а, по сути, указания, которых не моги ослушаться!
И Пучков – Пучок этот – тоже хорош… Что ж он и правда всех, что ли, за дураков вокруг держал? Ну и посиди теперь себе в Лефортове…
Вполне возможно, что председатель Гохрана господин Пучков и в самом деле испытывал к нему, к Комару, отеческую нежность. Особенно если его об этом настоятельно просил Игорь Леонидович. Ну пусть даже и испытывал, однако же не бескорыстно! В его карман упала ощутимая сумма в баксах. Так ведь мало показалось!
А во всем оказалась виноватой, как ни странно, диадема графов Демидовых – так она числилась в каталоге Гохрана.
Впервые увидев ее и узнав, что она тоже, как и ряд других драгоценностей,
Встретившись после Афгана в Москве со своим однополчанином Николаем Андреевичем Бояровым он узнал, что тот женат на роскошной женщине, чьими предками и были те самые графы, коим приписывалась диадема. Но тогда о драгоценности, естественно, и речи идти не могло. Валерий был в щенячьем восторге от царственной женщины и по наивной своей молодости решил было, что однажды, если будет очень предан ей, любезен и настойчив, сумеет добиться ее благосклонности. Ну а что случится дальше, когда она наконец примет его ухаживания, он знал твердо, ибо в мечтах постоянно сжимал ее в своих объятиях. Нет, правильнее сказать, сжимать-то его должна была она. Девок и баб в его жизни было предостаточно, чтобы трезво оценивать собственные силы и умение обращаться с ними. И уже нередко, примеряясь к будущей победе, он подыскивал себе в ночные партнерши женщину покрупнее, чтоб больше напоминала царицу Елену, как он мысленно окрестил Боярову, и, умело доводя ее до экстаза, с восторгом представлял себе, что это сама неприступная Боярова кричит и стонет под ним, дрыгая во все стороны великолепными своими ногами. Да, желание обладать царицей на какое-то время буквально превратилось для него в манию.
И тут он совершил ошибку. Не рассчитал свои силы, понадеялся на силу собственного обаяния. Он уже приблизился к своей мечте настолько, что стал верным рыцарем, исполняя мелкие поручения красавицы, все более благосклонно поглядывавшей на него в отсутствие мужа. У которого, кстати, в ту пору пошли какие-то неприятности. Но Валерий сам все и испортил. Оказавшись наедине с Еленой в машине, он довольно грубо полез к ней под юбку, если можно так выразиться, и тут же получил по морде. А вот тут в переносном смысле. Она его отшвырнула как щенка и вообще прекратила дальнейшее знакомство. Но Валерий мог бы поклясться, что, не поторопись он тогда, а сведи дело к шутке – случайно, мол, извините, бес попутал! – она вскоре сама бы отдала себя в полную власть этого его упрямого беса.
Ах, как он после материл и себя и ее! Как проклинал свою торопливость и провокаторский сволочизм этой породистой самки! Каких гигантских трудов стоило ему возвращение в бояровский особняк – уже не в качестве близкого друга, а обычного и не очень-то желанного гостя, вынужденно обращаясь к которому хозяйка морщится, будто дотронулась до лягушки!…
Но время шло, а желание Валерия, похожее на месть, только возрастало. Он добьется ее, и, когда она наконец отдастся, он попросту изнасилует эту суку. Как самую последнюю шлюху!…
Очередная разведка, проведенная им, показала, что цель может быть снова не так уж и недостижима. Бояров раскололся, что главной страстью его жены является поиск и приобретение любых вещей, принадлежавших когда-то роду Демидовых. У каждого человека есть своя страсть, а у нее вот такая! И ничего удивительного.
Холодность Елены Юрьевны по отношению к своей персоне Валерий старался не принимать в расчет: у всякого заядлого коллекционера имеются свои болевые точки. А кроме того, он вовсе и не собирался дарить диадему. Продать – другое дело. И он прозрачно намекнул, что в результате ряда определенных сделок и последовательных операций имеется призрачная, правда, пока возможность вывести знаменитую диадему из игры. Ну как бы в благодарность за оказанные государству услуги. Бояров загорелся этой новой идеей. В последнее время, как было известно, у него с женой были несколько натянутые отношения, поговаривали, будто супруги даже разбежались по разным спальням. У великолепной мадам завелись какие-то новые и не слишком презентабельные знакомства среди столичной богемы, а к чему это в конце концов приводит, хорошо известно всем. Кроме, разумеется, доверчивых мужей. С другой стороны, и Николай Андреевич стал появляться вроде бы под хмельком, что для него – прежнего – совсем было нехарактерно. Короче, решил Валерий, попытка – не попытка и почему не попробовать!… Благо он пока вообще ничем не рискует.