Мещане
Шрифт:
Этим переходом разговора на Домну Осиповну он полагал доставить Бегушеву приятный предмет для разговора и тем отвлечь его от мрачных мыслей.
– Мучите" и страдает тоже благодаря моему характеру и недугам моим! отвечал тот.
– Постой!.. Мне кто-то говорил... да, Хмурин этот... что она сошлась с мужем?
– спросил неосторожно Тюменев.
Лицо Бегушева мгновенно и очень сильно омрачилось.
– Она сошлась только для виду!
– проговорил он.
– У мужа ее есть дед богатый, который написал им,
Когда говорил это Бегушев, то у него лицо пылало: видно, что ему совестно было произносить эти слова. Тюменев же нашел совершенно рациональным такой поступок Олуховых.
– Конечно, было бы нерасчетливо!
– подтвердил он.
– Летом, вероятно, я уеду с Домной Осиповной за границу, и уеду надолго!
– добавил Бегушев.
– Отлично сделаешь!
– одобрил его Тюменев.
– А ты еще считаешь себя несчастным человеком и за что-то чувствуешь презрение к себе!.. Сравни мое положение с твоим... Меня ни одна молоденькая, хорошенькая женщина не любила искренно, каждый день я должен бывать на службе...
Послышался звонок.
Приехала Домна Осиповна. Она в продолжение всей болезни Бегушева приезжала к нему обедать и оставалась затем у него на весь день. Утро обыкновенно Домна Осиповна проводила, тщательно скрывая это от Бегушева, в беседе с своим мужем, расспрашивая того о всех делах его, даже об его возлюбленной, и по поводу взбалмошного характера последней давала ему разные благоразумные советы... О своих же отношениях к Бегушеву она хоть и сказала тому, что будто бы прямо объявила мужу, что любит его, но в сущности Домна Осиповна только намекнула, что в настоящее время она, может быть, в состоянии будет полюбить одного человека; словом, отношениям этим старалась придать в глазах Олухова характер нерешенности еще...
Встретив у Бегушева Тюменева, Домна Осиповна очень ему обрадовалась, предчувствуя, как оживительно беседы с другом подействуют на больного.
– Вот это очень хорошо, что вы приехали к нам в Москву!
– сказала она, дружески и крепко пожимая руку Тюменеву.
– А с вашей стороны очень нехорошо, что вы допустили так расхвораться Александра Ивановича, - отвечал ей тот.
Домна Осиповна заметно сконфузилась; она подумала, что Бегушев рассказал Тюменеву о главной причине своей болезни.
– Что делать!.. Не в моей то воле...
– сказала она неопределенно и потупляя глаза.
– Она одна и спасла меня!..
– подхватил Бегушев, желая снять всякое подозрение с Домны Осиповны в своей болезни, и при этом опять покраснел, смутно сознавая, что он сказал неправду.
– Кушанье готово!
– возвестил явившийся Прокофий во фраке, белом галстуке, напомаженный, завитой и, видимо, хотевший торжествовать
Пошли в столовую. В конце обеда Домна Осиповна отнеслась к Бегушеву:
– Меня все граф Хвостиков умоляет, чтобы я позволила ему приехать и навестить тебя!
Домна Осиповна уже не стесняясь говорила Бегушеву при Тюменеве "ты".
– Пусть его приезжает; кто ему мешает!
– отвечал Бегушев.
– Кроме того, madame Мерова желает у тебя быть, а может быть, даже и Янсутский, - присовокупила Домна Осиповна.
Последнему она хотела за его услугу по хмуринским акциям отплатить такой же услугой, то есть дать ему возможность встретиться с Тюменевым, чем тот, как она предполагала, очень дорожил.
– О, madame Мерову и я прошу принять!
– воскликнул Тюменев.
– Я знала, что вам это приятно будет!..
– подхватила с ударением Домна Осиповна.
По своей житейской опытности она сразу же на обеде у Янсутского заметила, что m-me Мерова произвела приятное впечатление на Тюменева.
Когда встали из-за стола, Домна Осиповна собралась уехать.
– Куда вы?
– спросил ее Бегушев с заметным неудовольствием.
– Мне мужа надобно проводить: он уезжает в Сибирь, к деду!
– объяснила она.
– Уезжает?
– спросил удивленным тоном Бегушев, и между тем удовольствие заметно выразилось на его лице.
– Да!
– И надолго?
– Конечно, надолго!.. Я сегодня же и извещу всех этих господ, что они могут к тебе приехать?
– Извести, - проговорил Бегушев.
– Непременно сегодня!..
– подхватил Тюменев.
Домна Осиповна лукаво посмотрела на него.
– Для вас собственно я приглашу одну только madame Мерову, - сказала она ему.
– Почему же одну madame Мерову?
– Потому, что я знаю, почему!..
– Но, однако, мне начинают становиться очень любопытны ваши слова.
– Любопытство - смертный грех!
– Я готов даже идти на смертный грех ради того, чтобы вы разъяснили ваши намеки!
Тюменеву пришло в голову, что не открылась ли m-me Мерова Домне Осиповне в том, что он очень ей понравился.
– Никогда я вам не разъясню этих намеков!
– объяснила Домна Осиповна. Затем она сказала Бегушеву, протягивая ему руку: - Прощай!
– А сама приедешь ужо?
– спросил тот, целуя ее руку.
– Непременно! Ранешенько!
– отвечала Домна Осиповна и, кивнув приветливо головой Тюменеву, ушла.
Всю эту сцену она вела весело и не без кокетства, желая несколько поконкурировать с m-me Меровой в глазах Тюменева, чего отчасти и достигнула, потому что, как только Домна Осиповна уехала, он не удержался и сказал Бегушеву:
– Домна Осиповна сегодня прелестна! Гораздо лучше, чем была на обеде у Янсутского, где она, в чем тебе я признаюсь теперь, была не того...