Мещане
Шрифт:
– Я всегда очень рад этого рода крахам, - произнес Бегушев, - потому что тут всегда наказывается какой-нибудь аферист и вместе с ним несколько дураков корыстолюбивых.
– Вкладчиков, вы хотите сказать?.. Отчего ж они корыстолюбивые? спросил доктор.
– Оттого, что суют свои деньги разным банкам и торговым конторам для большого процента.
– Но что же тогда прикажете с деньгами делать?
– воскликнул доктор.
– Устраивайте на них сами что-нибудь.
– А если человеку, по
– Тогда пользуйтесь маленьким, казенным процентом.
– Это совершенно все верно и справедливо, что говорит Александр Иванович, - подхватила Домна Осиповна, - но скажите: акции Хмурина, вероятно, упадут?
– обратилась она к доктору.
– Они уж и упали с двухсот рублей на пятьдесят, - отвечал доктор с горькой усмешкой.
Домна Осиповна самодовольно улыбнулась.
"Какая же я умница, что продала эти акции!" - подумала она про себя.
– На бирже даже не могут понять, каким образом Хмурин мог обанкрутиться!..
– говорил доктор.
– Очень понятно это!..
– вмешался опять в разговор Тюменев.
– Он брал предприятие за предприятием, одно не успеет еще кончить - берется за другое, чтобы и там успеть захватить деньги; надобно же было этому кончиться когда-нибудь!
– Но по общей молве Хмурин, - извините вы меня, - никогда не был таким, - возразил довольно резко доктор.
Он не знал собственно, кто такой был Тюменев. Бегушев, знакомя их, назвал только фамилии, а не пояснил звания того и другого.
– Напротив, он никогда иным не был, - продолжал Тюменев.
– Мне самому весьма часто приходилось обсуждать в совете самые нелепые, кривые и назойливые его ходатайства.
Тут Перехватов понял, с кем он беседует, и мгновенно исполнился уважения к Тюменеву.
В это время в диванную впорхнула m-me Мерова.
– Я непременно хотела быть у вас, - заговорила она своим детским голосом и крепко пожимая и потрясая своей маленькой ручкой могучую руку Бегушева.
– Папа тоже непременно хотел ехать со мною, но сегодня с утра еще куда-то ушел и до сих пор нет. Я думаю: "Бог с ним", - и поехала одна.
– Благодарю вас за участие, - говорил ей Бегушев.
Мерова, повернувшись, увидала Тюменева и почти вскрикнула от удивления.
– Вы никак, вероятно, не ожидали встретить меня?
– проговорил тот, протягивая ей с заметною радостью руку.
– Никак!
– отвечала она, пожимая его руку.
С Домной Осиповной Мерова дружески поцеловалась. Все уселись. Прокофий внес на серебряном подносе в старинном сервизе чай. Печенья от Бартольса было наложено масса. Принялись пить чай, но беседа была очень вяла, так что Домна Осиповна не удержалась и спросила:
– А что, мы сегодня в карты будем играть?
С тех пор как Бегушев стал поправляться,
– А вы будете тоже играть?
– прибавила она Тюменеву, вспомнив об нем.
– Я не играю!
– ответил тот.
– В таком случае и мы не будем играть!
– проговорила Домна Осиповна, взглянув на Бегушева.
– Нет, отчего же, играйте!.. Пожалуйста, играйте!
– упрашивал Тюменев.
– Я даму буду иметь: вы, конечно, тоже не станете играть?
– отнесся он к Меровой.
– Да, я не играю!
– ответила та.
– В таком случае я буду занимать вас и буду вашим cavalier servant*.
______________
* кавалером (франц.).
– Будьте!
– Вы позволите мне вашу руку?
Мерова подала ему руку и почувствовала, что рука самого Тюменева слегка дрожала, - все это начало ее немножко удивлять.
– Вы незнакомы с убранством дома Александра Ивановича?
– продолжал он.
– Нет.
– Угодно вам взглянуть?.. Оно замечательно по своему вкусу.
– Хорошо!
– согласилась Мерова.
Они пошли в зало.
– Тюменев, я вас понимаю!..
– крикнула им вслед Домна Осиповна, усаживаясь с Бегушевым и доктором за карточный стол.
Тюменев на этот раз ничего ей не ответил и только усмехнулся.
– В чем Домна Осиповна понимает вас?
– спросила его Мерова.
– О, она целый день надо мной подтрунивает и, может быть, права в этом случае!
– произнес Тюменев с сентиментально-горькой усмешкой.
В это время они проходили уже гостиную.
– Посмотрите: это настоящий Калям{124}!
– говорил Тюменев, показывая на одну из картин и, видимо, желая привести свою даму в несколько поэтическое настроение.
– Калям?
– повторила равнодушно Мерова.
– Да!..
– протянул Тюменев и довольно сильно пожал локтем ее руку.
Мерова поспешила освободить от него свою руку.
– А эта женская головка, - продолжал, не унывая, Тюменев и показывая на другую картину, - сколько в ней неги, грации... Как, вероятно, был счастлив тот, кто имел право целовать эту головку.
– А может быть, ее никто и не целовал!
– возразила Мерова.
– Нет! Непременно целовал!
– воскликнул Тюменев.
– Я неисправимый поклонник женской красоты, - присовокупил он, и что-то вроде вздоха вылетело из его груди.
– Вы?
– переспросила его Мерова.
– Я!.. И убежден, что человек, который имел бы право вас целовать... О! Он был бы счастлив бесконечно.