Мещане
Шрифт:
– Очень даже не того!
– согласился Бегушев.
– Но вот еще маленький вопрос относительно madame Меровой, - продолжал Тюменев.
– Она до сих пор еще en liaison* с Янсутским?
______________
* в связи (франц.).
– Кажется!
– Что ей за охота любить такую дрянь?.. И я не думаю, чтобы она хранила ему верность!
– Не ведаю того: духовником ее не был!
Тюменев в это время зевнул во весь свой рот.
– Ты, может быть, уснуть хочешь, устал с дороги?
–
– Желал бы: я не спал всю ночь, и, кроме того, после твоих затейливых обедов всегда едва дышишь!..
– Ступай, тебе все там готово!
– Знаю!
– проговорил Тюменев и, зевнув еще раз, ушел к себе в комнату.
Бегушев, оставшись один, прикорнул тоже на диване к подушке головой и заснул крепчайшим сном. Его очень успокоили и обрадовали слова Домны Осиповны, что Олухов уезжает надолго в Сибирь. Странное дело: Бегушев, не сознаваясь даже самому себе, ревновал Домну Осиповну к мужу, хотя не имел к тому никаких данных!
Глава III
Часов в восемь вечера Бегушев и Тюменев снова сидели в диванной.
– Я хочу посоветоваться с тобой о наследстве после меня, - говорил Бегушев.
– Состояние мое не огромное, но совершенно ясное и не запутанное. Оно двух свойств: родовое и благоприобретенное... Родовое я желаю, чтобы шло в род и первоначально, разумеется, бездетной сестре моей Аделаиде Ивановне; а из благоприобретенного надо обеспечить Прокофья с семьей, дать по небольшой сумме молодым лакеям и тысячи три повару; он хоть и воровал, но довольно еще умеренно... Остальные все деньги Домне Осиповне...
– Велика сумма?
– спросил Тюменев.
– Тысяч около ста.
Домна Осиповна, значит, напрасно думала, что Бегушев может забыть ее в своей духовной, и как бы радостно забилось ее сердце, если бы она слышала эти слова его, и как бы оценила их.
– Дом этот, - продолжал Бегушев, - который ты всегда любил, я, со всею мебелью, картинами, библиотекою, желаю оставить тебе.
– Зачем он мне, милый мой!
– возразил Тюменев, даже весь вспыхнувший при последних словах приятеля.
– Может быть, когда-нибудь и поживешь в нем: как ни высоко твое служебное положение, но и Суворов жил в деревне.
– Наконец, этого сделать нельзя! Дом твой, я знаю, родовой; а потому вместе с родовым и должен идти...
– продолжал возражать Тюменев.
– Испроси высочайшее повеление... Я просьбу готов написать об этом государю!
– стоял на своем Бегушев.
Тюменев пожал плечами.
– Странный ты человек, Александр Иванович, от маленькой и ничтожной болезни вообразил, что можешь умереть и что должен спешить делать духовную, - проговорил он.
О тайном намерении Бегушева закрепить за Домной Осиповной этой духовною часть своего состояния Тюменев не догадывался.
–
– Это изволь, - я напишу, но насчет дома, пожалуйста, отмени твое желание завещать его мне, - произнес Тюменев с кислой гримасой.
Желание это в самом деле было очень ему неприятно; по своему замечательному бескорыстию Тюменев был известен всему Петербургу: он даже наград денежных никогда от правительства не брал.
– Ни за что не отменю, ни за что!
– отрезал Бегушев.
Вскоре приехала Домна Осиповна, очень веселая и весьма к лицу одетая.
– Проводила мужа?
– спросил ее Бегушев.
– Проводила!
– Плакала?
– Очень много!.. Изошла вся слезами!.. Madame Мерова будет непременно!.. Сама вышла к моей посланной и сказала ей это!..
– отнеслась Домна Осиповна к Тюменеву.
– Заранее восхищаюсь, что увижу ее!..
– произнес он с улыбкой.
– Конечно, восхищаетесь! Что тут притворяться!
Следующий гость был доктор. Он постоянно в этот час приезжал к Бегушеву и на этот раз заметно был чем-то сконфужен, не в обычном своем спокойном расположении духа. Расспросив Бегушева о состоянии его здоровья и убедившись, что все идет к лучшему, доктор сел и как-то рассеянно задумался.
Домна Осиповна первая это заметила.
– Что вы такой грустный сегодня?
– обратилась она к нему.
– Решительно ничего. На практике устал!
– поспешил он ей ответить и потом, как бы не утерпев, вслед же за тем продолжал: - Москва - это удивительная сплетница: поутру я навещал одного моего больного биржевика, который с ужасом мне рассказал, что на бирже распространилась паника, может быть, совершенно ложная, а он между тем на волос от удара... Вот и лечи этих биржевиков!..
– Какая же паника и отчего?
– спросила Домна Осиповна.
– Говорят... конечно, всего вероятнее, что это враки... что какой-то Хмурин обанкрутился, а вместе с ним и банк "Бескорыстная деятельность", который ему кредитовал.
Говоря это, доктор скрыл, что он очень хорошо знал, кто именно этот Хмурин, и даже мечтал в свободное время по ночам, когда не спалось, что как бы ему пробраться лечить к Хмурину.
– Это банкротство весьма вероятно: в Петербурге давно ходили об этом слухи, - подтвердил Тюменев.
– Не думаю, чтоб это была правда!
– настаивал доктор, как бы стараясь насильственно отклонить от себя подобную мысль: у него у самого были скоплены восемь тысяч и положены в банк "Бескорыстная деятельность".