Мещане
Шрифт:
– Я вам говорила это!
– сказала она.
– А что же, мечты моего друга о том, что ему подарили чувство, справедливы?
– начал ее выведывать Бегушев.
Домна Осиповна отрицательно покачала головой.
– Не думаю!
– проговорила она.
– По крайней мере Лиза, рассказывая мне об объяснении в любви Тюменева, смеялась над ним.
– Однако он лгуном никогда не был и если пишет, что ему дали любовь, так его, конечно, уверяли в этом.
– Будешь уверять во всем, как нужда заставит, - сказала невеселым голосом Домна Осиповна.
– Мы, женщины,
Бегушев понял, что в этих словах и ему поставлена была шпилька, но прямо на нее он ничего не возразил, видя, что Домна Осиповна и без того была чем-то расстроена, и только, улыбаясь, заметил ей, что она сама очень еще недавно говорила, что ей понятно, почему мужчины не уважают женщин.
– Да, дрянных женщин!.. Но не все же они такие!..
– возразила она и затем, без всякой паузы, объявила, что муж ее вернулся из Сибири.
Лицо Бегушева мгновенно омрачилось.
– Когда?
– спросил он глухим голосом.
– Третьего дня!
– отвечала Домна Осиповна.
– Что же, дед простил его?
– продолжал Бегушев.
– Дед умер!
– И господин Олухов поэтому сделался наследником пяти миллионов?
– Не знаю, собственно пяти ли миллионов, но состояние огромное, хоть и в делах все.
– По которым хлопотать вам придется?
– Конечно, и мне будут хлопоты.
Далее Бегушев не расспрашивал и перенес разговор на другое.
– А с своей привязанностью господин Олухов помирился?
– Нет, кажется!
– И она не живет больше в вашем доме?
– Давно!.. Я тогда же через полицию почти просила ее удалиться!..
И об этом Бегушев не стал более расспрашивать.
Вскоре раздался звонок.
– Это муж ваш, конечно?
– проговорил Бегушев и взглянул мельком на свою шляпу, как бы затем, чтобы взять ее и убраться восвояси.
– Не думаю!.. Скорей, это доктор; муж уехал к нашему адвокату и не скоро вернется, - отвечала Домна Осиповна.
Приехал в самом деле доктор Перехватов. От потери восьми тысяч в банке "Бескорыстная деятельность" он несколько утратил свежесть своего превосходного румянца.
Войдя в кабинет, Перехватов первоначально поклонился почтительно Бегушеву, а потом отнесся к самой хозяйке.
– Как сегодня ваше здоровье?
– говорил он, беря ее за руку и, по обыкновению, щупая пульс.
– Сегодня поспокойнее!.. Гораздо поспокойнее!..
– Разве вы были больны?
– спросил Бегушев Домну Осиповну.
– Так, не особенно, - отвечала та.
– Какое не особенно, - обличил ее доктор, - я десять лет практикую, а таких истерик не встречал!
– Они у меня часто бывают, - объяснила Домна Осиповна.
– Не верю...
– возразил доктор, - если бы они у вас в такой степени часто повторялись, вы давно бы с ума сошли!
– Фантазия какая! С ума сошла!
– произнесла Домна Осиповна.
Бегушев внимательно прислушивался к этому разговору. Ему странным казалось,
– Когда же вы именно захворали?
– спросил он ее.
– Вчера только!
– отвечала Домна Осиповна и постаралась весело улыбнуться.
Бегушев не ошибался в своем предположении: у Домны Осиповны действительно была неприятность с мужем! Дело в том, что Олухову его Глаша своей выпивкой, от которой она и дурнела с каждым днем, все более и более делалась противна, а вместе с тем, видя, что Домна Осиповна к нему добра, ласкова, и при этом узнав от людей, что она находится с Бегушевым вовсе не в идеальных отношениях, он начал завидовать тому и мало-помалу снова влюбляться в свою жену. Домна Осиповна, еще до поездки его в Сибирь, видела, что он все как-то ласкался к ней, целовал без всякого повода ее руки; тогда это не смущало ее; она даже была отчасти довольна такого рода его вниманием, рассчитывая через то сохранить на него более сильное влияние.
Возвратясь же из Сибири и сделавшись обладателем пяти миллионов, Олухов, несмотря на ничтожность своего характера, уверовал, однако, в одно: что когда у него денег много, так он может командовать людьми как хочет! Первоначальное и главное его намерение было заставить Домну Осиповну бросить Бегушева, которого Олухов начал считать единственным разрушителем его семейного счастья.
В первый день приезда мужа Домна Осиповна успела только заметить, что он был сверх обыкновения важен и гораздо солиднее, чем прежде, держал себя, чему она и порадовалась; но на другой день Олухов приехал домой к обеду после завтрака в "Славянском Базаре" и был сильно выпивши. Усевшись с прежнею важностью за стол, он прямо объявил Домне Осиповне, что желает с ней жить, как муж с женой.
– Будет уж, - присовокупил Олухов, - довольно подурачились и вы и я.
Слова эти, точно стрелы, пропитанные ядом, пронзили все существо Домны Осиповны. Олухов ей был противен до омерзения.
– Нет, это невозможно...
– произнесла она тихо, и перед ней мелькнули пятьсот тысяч, которые Домна Осиповна, впрочем, надеялась получить от мужа и через суд, если бы он не стал их отдавать; а из прочего его состояния ей ничего не надо было, - так, по крайней мере, она думала в настоящую минуту.
Озадаченный ответом жены, Олухов, в свою очередь, побледнел: самодур-дед в нем отчасти жил еще!
– В таком случае я увезу вас с собою в Сибирь: нам там надобно быть у наших дел!..
– проговорил он с дрожащими губами.
– Я не поеду с вами!
– возразила ему твердо Домна Осиповна.
– У меня есть от вас бумага, по которой я могу жить, где хочу.
– Я бумагу эту уничтожу!
– воскликнул Олухов и ударил кулаком по столу.
– А когда вы так, - начала Домна Осиповна (она с своими раздувшимися ноздрями и горящими глазами была в гневе пострашней мужа), - то убирайтесь совсем от меня!.. Дом мой!.. Заплатите мне пятьсот тысяч и ни ногой ко мне!