Мещане
Шрифт:
– Но отчего же Татьяна Васильевна сама не хочет нам прочесть своей драмы?
– спросил Бегушев.
– Ссылается на голос... говорит, что голос у ней слаб, а она желает, чтобы каждое слово из ее пьесы все слышали... Авторское, знаете, самолюбие, но трудность тут та, что подай ей непременно Чуйкину, которую, конечно, я видал, и она всегда мне напоминала парижскую кухарочку, а в то же время, по слухам, очень горда и вдруг на приглашение мое скажет: "Же не ве па, же не пе па, же не манж па де ля репа"*.
______________
* Эта рифмованная
– По-моему, вот какой тут самый практический путь!
– отозвался граф Хвостиков.
– Чуйкина живет с Офонькиным, который ее никуда без себя не пускает... Единственное средство - ехать вам, генерал, к Офонькину и пригласить его вместе с Чуйкиной.
Генерала покоробило.
– C'est impossible!..* - воскликнул было он сначала.
______________
* Это невозможно!.. (франц.).
– Иначе она не поедет!
– повторил граф настойчиво.
– Но когда же ехать?
– спросил генерал.
– Сейчас!.. Я хоть и враг Офонькина, но с вами поеду!
– отвечал граф.
Генерал вопросительно взглянул на Бегушева.
– Как вы, cousin, думаете: можно?
– сказал он тому.
– Это дело вашего вкуса, - отвечал ему Бегушев.
– Mon Dieu, какой тут мой вкус!.. Я только жертва и мученик моей жены!
– воскликнул генерал плачевным голосом.
– Но подобное приглашение, полагаю, не понравится и Татьяне Васильевне... Она так щепетильна и строга в этом отношении!
– проговорил Бегушев.
– Для драмы своей она готова идти на все... человека, кажется, убить способна!
– заметил генерал.
– Ничего, поедемте!
– ободрил его Хвостиков.
Генерал пожал плечами и согласился.
Когда они приехали к Офонькину, то застали его сбирающимся уехать из дому и отправиться именно к Чуйкиной; он был уже в передней и держал в руках завернутый в бумагу толстый кусок шелковой материи, которую и вез ей в подарок.
Увидев знакомую ему фигуру графа Хвостикова, Офонькин сделал недовольную мину; но, взглянув на его сопутника в генеральских погонах, он вдруг почувствовал страх. Офонькин подумал, что Трахов - какой-нибудь жандарм и приехал брать его за то, что он на днях очень развольнодумничался в клубе и высказал пропасть либеральных мыслей.
– Прошу покорнейше сюда, - сказал он, сразу попятясь назад и сбрасывая проворно свое пальто, а затем пригласил гостей садиться; ему продолжало мниться, что генерал приехал к нему по доносу Хвостикова, от которого Офонькин всякой гадости ожидал.
– Чем могу служить?
– спросил он.
– Очень многим и очень малым, - отвечал развязнейшим тоном граф.
– Вы хороший знакомый madame Чуйкиной, а супруга генерала написала превосходную пьесу, которую и просит madame Чуйкину, со свойственным ей искусством, прочесть у ней на вечере, имеющемся быть в воскресенье; генерал вместе с тем приглашает и вас посетить их дом.
Генерал, бывший сначала очень смущен и не могший равнодушно видеть толстого и черномазого шиворотка Офонькина,
– Вы нас очень обяжете вашим посещением.
Офонькин думал было отказаться; но, заметив на Трахове генеральский погон, счел за лучшее не сказать ничего решительного.
– Я передам ваше желание madame Чуйкиной и какой получу от нее ответ, вас уведомлю, - проговорил он.
– Нет, уж вы категорически скажите нам, можете ли вы и madame Чуйкина приехать читать, - настаивал граф.
– И я вас прошу об этом, - повторил за ним генерал.
– Вы знаете, какой огромный талант у madame Чуйкиной, ей стыдно закапывать его; пьеса скоро будет поставлена на сцену, автору она доставит славу, а madame Чуйкиной прибавит еще новую ветвь к ее лавровому венку!.. расписывал Хвостиков.
– Madame Чуйкина, вероятно, согласится и приедет!
– изъяснил, наконец, Офонькин, видимо, подкупленный похвалами графа.
– Мы будем очень рады ее посещению, - произнес генерал; у него уже пот со лба выступил от всех этих объяснений и хлопот.
– Приедет!
– повторил еще раз Офонькин и при прощанье уже с важностью, и то слегка только, мотнул головой своим гостям.
Трахов во всю жизнь не бывал в таком унизительном положении, в каком очутился в настоящий вечер по милости супруги!
Глава IX
Независимо от присылки мужа, Татьяна Васильевна написала Бегушеву письмо, в котором умоляла его приехать к ней и, чтобы заманить "гурмана" кузена, прибавляла в постскриптуме, что именно для него будет приготовлен ужин самого изысканного свойства. Бегушев понимал, что не ехать к Траховым значило рассориться с ними на всю жизнь, а ему этого не хотелось, так как, при всем отвращении к Татьяне Васильевне, генерала он, по старой привычке, искренне любил. Приняв это в соображение, он велел им сказать через присланного к нему с письмом лакея, что "будет непременно!"
Вечером, часов в девять, граф вошел к дочери, что весьма редко с ним случалось. У Елизаветы Николаевны в это время сидел Бегушев.
– Вы поедете к Траховым?
– спросил он его.
– Поеду!
– отвечал ему тот с досадой.
– Пора!
– сказал граф.
– Я распорядился, чтобы карета была готова.
– Куда вы едете?
– проговорила Елизавета Николаевна недовольным голосом: Бегушев обыкновенно просиживал у ней целые дни.
– На один родственный вечер, - объяснил он ей.
– Это вас папа все подговаривает: ему всегда куда-нибудь - только да из дому уехать!
– продолжала с тем же недовольством Мерова.
– Почему же я?.. Нельзя же Александру Ивановичу не выезжать никуда! возразил граф.
– Я скажу сестре, чтобы она без нас посидела с вами, - проговорил Бегушев.
– Хорошо!.. Аделаида Ивановна такая добрая... Мы с ней гранпасьянс будем раскладывать!
– Отлично это!
– одобрил Бегушев и зашел к сестре, которой сказав, что он едет к Траховым, просил ее, чтобы она провела вечер с Елизаветой Николаевной.