Метелица
Шрифт:
Яков Яковлевич неожиданно возмутился:
— Вокзальный буфет должен быть открыт всю ночь, — с трудом сдерживаясь, прошипел он. — Оставьте нас в покое, товарищ!
Милиционер, сам давно жаждущий выпить, но в силу жестокости своего ремесла обязанный оставаться трезвым до смены, легко пришел в раздражение:
— Давайте лучше не хулиганить, — повысил он голос и протянул свою огромную лапищу к плечу главбуха. — Вставай-ка ты, живо…
Яков Яковлевич вне себя вскочил со стула.
— Не смейте ко мне прикасаться и меня тыкать, — взвизгнул он. — Это
Со страшной быстротой разгорался, на взрывчатом материале, скандал. Но в это время вблизи раздался отчаянный вопль и тревожный свисток. Рыжий милиционер выругался и кинулся на помощь, на ходу успев еще крикнуть Барановскому:
— Отведите его домой!
— Дешево отделались, папа Яша, — насмешливо проговорил главинж. — Давайте поскорей удирать!
— Ни в коем случае! Я так дела не оставлю, — возразил, еще весь кипевший, главбух. — Я найду на мерзавца управу!
И Яков Яковлевич тут же присел на деревянный диванчик и вытащил из кармана блокнот и карандаш.
— Москва, Кремль. Наркомвнутделу Ежову. Молния, — быстро строчил он. — Глубоко возмущен поведением милиции точка радостный праздник трудящихся запятая зайдя в вокзал вполне трезвым запятая выпить кружку пива запятая был изруган вытолкан из зала точка…
— Не забудьте подписаться и поздравить наркома с праздниками, — напомнил Барановский.
… — прошу личного вмешательства точка сердечно поздравляю с первым маем точка главбух треста Электросила Танненберг.
— Здорово! — одобрил Барановский, прочитав текст телеграммы. — Теперь, папа Яша, сложите бумажку и проглотите. Поедем домой отдыхать.
Яков Яковлевич вырвал листок из рук главинжа и устремился к двери напротив с надписью «Телеграф».
— Вы с ума сошли! — вопил ему вслед Барановский. — Подождите, обсудим!
Но Яков Яковлевич уже исчез за освещенной дверью.
— Хорохорится, старый баран, не пошлет, — решил Барановский и побрел к выходу.
Вернуться домой после всего пережитого было не так просто. Яков Яковлевич долго царапался в окно своей спальни, пока его услышал сын Вася, спавший в одной с ним комнате. Вася открыл окно и блудный отец проник в дом.
— У нас все благополучно? — приглушенным голосом спросил Яков Яковлевич.
Вася, очень серьезный юноша, первый шахматист города, внимательно осмотрел отца, прежде чем сделать свой ход.
— У нас все в порядке. Мама очень беспокоилась, — наконец пошел он с королевы.
— Я устал, — не смотря в глаза сыну, томно проговорил отец. — Ложись, голубчик, завтра поговорим.
Пробуждение нашего героя состоялось на следующий день в полдень. Яков Яковлевич открыл глаза и еще с минуту нежился в постели. Потом вдруг что-то вспомнил, вскочил и стал лихорадочно обыскивать свой пиджачок. Из кармана на пол вывалилась скомканная квитанция. С этого момента для Якова Яковлевича началось время горького похмелья.
После праздников в городе продолжалась акция по выкорчевыванию излишних граждан. В тресте Электросила циркулировали зловещие слухи. Как-то утром Савелий
— Як тебе, Миша, как к своему сыну, отношусь, доверяю…
— Мерси, — холодно сказал Барановский. — И вы для меня словно папаша.
— Так слушай, Миша. Меня знакомый чекист секретно предупредил, что берутся теперь за нас. У меня есть план, как нам спастись.
— Поздно, папаша!
— Ничуть. Ты меня слушай, — Юхов подсел поближе и зашептал еще потише: — Надо уголовный проступок совершить, поджог например. По гражданской дадут пустяки. Отсидим, а пока обстановка изменится.
— Поздно!
— Почему поздно?! Сегодня же что-либо подпалим! Давай твой домишко, а? Якобы, для получения страховой премии.
Барановский энергичным жестом скрутил дулю и сунул ее в нос начальнику.
— Выкуси-ка, папаша! — грубо отрезал он.
Главбух Танненберг тем временем страдал вдвойне: с одной стороны, он чувствовал, что его накрывает шквал в общем, так сказать, плановом порядке; с другой — его очень тревожили личные связи с наркомом.
И вот однажды зазвонил телефон.
— Гражданин Танненберг? — поинтересовался приятный баритон. — Я говорю по поручению товарища Маркуса из НКВД.
Яков Яковлевич превратился в соляной столб.
— Товарищ Маркус хочет с вами поговорить, — доносилось по проводу. — Если не возражаете, я сейчас за вами заеду.
Яков Яковлевич не возражал, и через полчаса сидел в кабинете начальника отдела, товарища Маркуса. Через стол к главбуху доносился шум каких-то слов, но уловить смысл их ему долго не удавалось. Не ладилось у него и с глазами: один глаз вполне прилично настроился на фокус, другой же — совсем расстроился, подавал кабинетный ландшафт в глубоком тумане, иногда даже вверх ногами.
— Вы писали наркому товарищу Ежову? — спрашивал пожилой, лысый субъект. — Не отпирайтесь. Нарком прочел души доверчивой признанье. По его поручению мы произвели расследование, и оскорбивший вас милиционер снят с должности. Вы удовлетворены?
Яков Яковлевич, к которому частично вернулось сознание, закивал головой.
— Хорошо. Это еще не все, — Маркус углубился и чтение бумаги. — Товарищ Ежов, — сказал он, снова подымая голову, — вас сердечно поздравляет с праздниками и желает всего хорошего.
Польщенный главбух покраснел и от удовольствия пустил пузырь.
— Но и это еще не все. — Маркус вновь взялся за чтение. — Товарищ Ежов имеет к вам личную просьбу. Он спрашивает, не согласились бы вы произвести подпорку отчетности наших пожарных частей на периферии?
Вечером скорым поездом главбух Танненберг отбыл па юг. Ночью же были арестованы человек десять электросиловцев, в том числе управляющий трестом Юхов, главный инженер Барановский, парторг Сычев и другие. Савелий Игнатьевич, когда его уводили, вел себя неприлично, падал на пол, цеплялся за кровать, кричал, что его как орденоносца могут арестовать лишь по предписанию ВЦИКА…