Метелица
Шрифт:
— В тебя, а не в меня! — заметила на это я.
— Понятно — в меня, — согласилась Грета. — Но это не так существенно, важно, что влюблен. От твоего умения зависит поймать оглушенного воробья в свои сети. Парень не дурен собой, одинок, питает честные намерения, инженер и служит у американцев.
— Познакомь меня с ним, — попросила я.
— Познакомить я тебя не могу, — решительно заявила Грета. — Но я укажу тебе, если хочешь, точные координаты, где ты его можешь найти. Какие материальные ценности ты можешь мне предложить взамен?
—
— Так значит ты высылала посылки не голодающей тетке, как говорила мне, а ей? — содрогнулся Брагин.
— Конечно! Никакой тетки в Гамбурге у меня не было… Это она меня шантажировала, твоя идеалистка!
Брагин стал снова зашнуровывать ботинок. Потом он молча оделся и вышел, неслышно притворив за собой дверь. Где он бродил в эту темную, пасхальную ночь, он наверно и сам не запомнил.
На следующий день супруги примирились, о голубоглазой Гретхен Брагин больше не вспоминал.
Наша колония
О докторской чете говорили: утешительные старички, и дамы прибавляли: прямо старосветские помещики. Только бывший бухгалтер Коопинсоюза Расчетов высказывался более сдержанно:
— Ирина Захарьевна, спору нет, светлая старушечка, но сам доктор, извините, бонза!
Марк Леонардович — «сам» доктор, был немногословен и во всем очень основателен.
— Какого я мнения о нашей колонии? — спрашивал он и морщил свое большое, и без того некрасивое лицо. — Народ сравнительно не плохой, но авантюрист поневоле.
При разговоре присутствовала Женя, элегантная девица лет 26-ти и штабс-капитан Николай Иванович Козлов — каш «настоящий» и единственный старый эмигрант.
— Ненавижу! — проговорила Женя и в ее черных, чуть косящих, глазах зажглись злые огоньки. — Ненавижу все русское.
— Как же это так? — удивился доктор. — Вы же, мадемуазель, как будто сами русская!
— Ненавижу! — повторила Женя, не пускаясь в дальнейшие объяснения.
Гости вскоре стали прощаться.
— Заходите же, Женичка, — радушно приглашала Ирина Захарьевна, — и вы, Николай Иванович, нас не забывайте.
После их ухода доктор был не в духе.
— Иной человек любезен на пороге, другой — за порогом, — ворчал он. — Готовь, старуха, чего-нибудь закусить, — обратился он к жене, просветлев лицом.
— Какая Женя хорошенькая, — проговорила докторша и вздохнула, вспомнив, вероятно, оставшуюся в России, дочь. — А вот настоящих женихов нет!
— Нечисть! — сказал доктор, снова хмурясь.
Тем временем Женя с Николаем Ивановичем шла по улице.
— Я просто не могу себе представить, — волновал- гц Николай Иванович, — как можно порочить свой народ. Даже большевики этого не делают.
— Знаете, лучше оставим этот разговор.
— Извините… Но я все же хоть убейте, не пойму нашей психологии …
—
Через минуту она была возле открытого окна докторского дома.
— Какая Женя хорошенькая, — услыхала она женский голос. — А вот настоящих женихов нет!
— Нечисть! — придавил бас доктора.
Как вихрь влетела Женя в комнату.
— Что вы, Марк Леонардович, сейчас обо мне сказали?! Как вы изволили обо мне выразиться, а?! — налетела она на доктора.
Марк Леонардович весь ощетинился.
— Я сказал, что вы — нечисть! — твердо воспроизвел он.
— Ах так… очень хорошо! — заревом вспыхнула Женя. — Буду теперь знать… Прощайте, Ирина Захарьевна!…
Женя схватила свою сумку и выскочила наружу.
— Это вы быстро обернулись, — с удивлением произнес Николай Иванович, увидя несущуюся на него девушку. — Что случилось? i
— Все люди мерзавцы и ваш хваленый доктор тоже!
— Портсигар сперли, что-ли?
— Вы ничего глупей не могли придумать? — отгрызнулась Женя, не замедляя хода.
С той поры Женя вместе с бухгалтером Расчетовым возглавила оппозицию к «утешительным» старичкам.
— Выживший из ума старик, — говорила она. — Эгоист, человеконенавистник! Я не понимаю, почему он у Советов не остался.
— Ну, это вы, Евгения Павловна, уже слишком, — вяло протестовал Расчетов. — Доктор просто самоуверенный в себе человек, бонза словом!
Баварский городок был небольшой и разбросанный, так же разбросанно, словно случайно уцелевшие после дезинфекции тараканы, по углам и щелям жили мы — российские эмигранты. Все мы чудесным образом ушли от «волка», были цепки как плющ, и способны произрастать на самой каменистой почве. В жестокой борьбе за существование обострились не только наши простейшие чувства, но мы развили в себе также редкие у цивилизованного человека инстинкты и качества. Так, например, мы могли опознавать притаившуюся беду или опасность, объясняться не зная языка с человеком любой национальности, разводить скот, плести корзины, и многое другое. Словом мы были всесторонне развиты; со скептическим взглядом на мир, на его зло и его добродетели; мудры как многотравленные звери.
История ссоры Жени с доктором неведомыми путями стала известна и быстро облетела все наши убежища. Симпатии были не на стороне Жени.
— Многое о себе воображает. — говорили дамы. — Так ей и следует, трепушка несчастная!
Дамы наши были уже не молоды и не имели таких, как у Жени, высоких каблучков на красных туфельках. Но жизнь, увы, полна не одними мелкими радостями, вскоре пронесся слух, что Николай Иванович сделал Жене предложение, и что молодая пара уезжает в Америку, к разбогатевшему там родственнику Николая Ивановича.