Метелица
Шрифт:
Она вдруг подумала, что и ее сегодняшнее настроение похоже на этот изломанный лед. Утром впервые за многие недели ей было так легко и радостно, что хотелось смеяться, и на тебе — то сболтнула насчет этой бетонки, то завели разговор о Скорубе, будто и поговорить не о чем. А ведь и вправду не о чем. Люди они чужие, разные, судьбы у обоих невеселые, общих знакомых, кроме Левенкова, нет. К тому же она человек малообщительный…
И чем больше ей хотелось вернуть утреннее настроение, заговорить, нарушить это глупое молчание, тем путанее становились мысли и неуловимее нужные слова. В конце концов
Но это ее не успокоило. Ксюша знала, что разговор о Скорубе тут ни при чем. Самой себе не соврешь. Сразу же после их знакомства Ксюша заметила, что Демид преследует ее дерзким, самоуверенным взглядом, но не придала этому значения — мало ли какие нахалы на нее заглядывались. Однако вскоре это постоянное, изо дня в день, внимание начало тревожить, потом пугать, выводя из равновесия. Последнее же время она просто избегала его, а доводилось встречаться — напускала на себя излишнюю строгость, которая со стороны могла показаться неприязнью. Такое обращение, конечно, заедало Демида, но он не отступался, обхаживая Ксюшу и так, и эдак. Она же прикрывалась внешним равнодушием, а на самом деле была в растерянности и не знала, как поступить.
— Заяц! — выдохнул неожиданно Демид, заставив Ксюшу испуганно встрепенуться.
— Где? — всполошился Артемка.
— Вон, от железки чешет.
Он резко затормозил и выпрыгнул из машины, Артемка юркнул следом. И тут Ксюша увидела зайца. Серый, крупный, прижав к спине длинные уши, он саженными прыжками перемахивал шлях от железной дороги к лесу.
— Ату его! — крикнул Демид и, вложив пальцы в рот, оглушительно засвистел. — Держи косого! Держи, давай!..
Вторя ему, Артемка визжал и кричал что-то бессвязное, притопывая на месте.
В три маха заяц пересек шлях и скрылся в сосняке.
— Эх, душа из тебя вон! Хорро-ош! — Демид весело захохотал и повернул к машине — румяный весь, с блестящими глазами.
«Ну точно дите малое», — подумала Ксюша восхищенно и помимо воли рассмеялась. Напряжение как рукой сняло, и ей снова стало легко и беззаботно.
— Видела, мам? Видела? Вот это зайчище! — восторгался Артемка, усаживаясь на прежнее место.
— Видела, а как же.
— Жалко, стрельбы нет, а то б… А, дядька Демид?
— О чем разговор? Был бы наш!
— А то не? Перед самым носом же…
— Да с первого заряда! — вторил ему Демид вполне серьезно и лукаво поглядывал на Ксюшу.
— А как он шуганул, когда вы засвистели! Вот бы мне так мирово свистеть, — вздохнул он мечтательно. — Я бы всех пересвистел.
— Так это ж запросто.
— Да ну?
— Раз плюнуть. Погляди, делаешь пальцы колечком, закладываешь в рот вот так…
Он приложил пальцы к губам, и Ксюша, решив, что Демид сейчас в самом деле засвистит, ненатурально перепуганно замахала руками:
— Ой, оглушишь, Демид! Перепонки лопнут.
— Ладно, так и быть, в другой раз, — согласился он и принялся рассказывать о зайцах, как они ночью, попадая на свет машины, бегут в лучах фар, не сворачивая. Тогда их бей, как по мишени
С Демидовыми рассказами, веселые, возбужденные, они и въехали в Метелицу.
10
Машины в Метелице появлялись нечасто. Каждое такое появление вызывало у сельчан любопытство: к кому, по какой причине? Заслышав гудение мотора, взрослые высовывались из окон, открывали калитки и пристально вглядывались в лица приезжих, детвора вприпрыжку, с криком преследовала машину по улице, собаки с остервенелым лаем кидались к колесам.
Став центром внимания целой деревни, Ксюша смущенно улыбалась и усиленно кивала головой — раскланивалась через стекло со знакомыми. А знакомыми были все от мала до велика. Артемка важно глядел перед собой, никого не замечая. Вернее, он всех замечал и все видел, но головы не поворачивал, держа ее необычно ровно, будто аршин проглотил. Еще бы — появился в родной Метелице не пёхом со станции, а в кабине ЗИСа! Хлопцы, бегущие за машиной, видать, лопаются от зависти.
Встретил их Максимка. Он стоял у палисадника и улыбался.
— Тетка дома? — спросила у него Ксюша, выбравшись из кабины.
— Ага, дома, — усердно закивал Максимка. — Сичас она…
— Демид, развернись, заедем во двор, чтоб не тягать на улицу.
Она открыла калитку и столкнулась к Просей.
— Приехали? Вот и слава богу, — заулыбалась Прося. — Максимка с утра на улице крутится — поджидает. А то кто ж его знает, может, машины не достала или еще что. Сичас ворота открою.
Машина во дворе не поместилась, передок торчал из ворот — тешил любопытных. Демид заглушил мотор. Прося уже приглашала всех в хату, к столу.
— День большой, — повторяла она, — успеется. Какая у вас там еда на скорую руку, а я приготовилась.
Ксюше есть не хотелось, Артемку она тоже покормила, а вот насчет Демида не была уверена — поел ли. Да и когда ему было готовить в своем бараке? К тому же и вправду торопиться некуда.
Еда в голодном сорок шестом была главной заботой в каждом доме, и Прося, по всему видно, гордилась своим угощением. Особых деликатесов в Метелице и до войны не знали, но простой крестьянский продукт здесь не переводился, даже в тридцать третьем и в оккупацию сельчане не испытывали всего того, что выпало на долю горожан. И сейчас упревшая в печи картошка, румяные оладьи, помазанные сметаной, внушительный кусок белого, в розовых прожилках, сала, разные соленья были истинным благом, а для Проси — вдвойне, потому как выкручивалась она сама с двумя детьми, без мужа.
У Ксюши взыграл аппетит. Они закусывали, перебирая метелицкие и заводские новости, шутили, смеялись, беззаботно, как до войны. Даже обычно сдержанная Прося пробовала балагурить. Ей тоже требовалась разрядка от постоянных забот о детях, от тревог и тоски по Тимофею.
Демид утратил сдержанность и усиленно заигрывал с Ксюшей, выражая ей свое расположение. Она пыталась обернуть все в шутку, однако не могла скрыть смущения и оттого начинала сердиться. Ей было неловко перед Просей. Нашел время для ухаживаний, лешак толстолобый, пошевелил бы мозгами! Ладно уж где-нибудь в другом месте, только не здесь, в Метелице, да еще в присутствии Проси.