Метелица
Шрифт:
— Да зачем, не пойму? Проверка — естественно. Тебя одного, что ли! И при чем тут Дерюгин?
— Э-э, Сергей Николаевич, зачем, зачем… В тюрьму ворота широкие, да из тюрьмы узкие. А с Дерюгиным влип я, как кур в ощип.
…Убежав от бауэрши и пристав к колонне пленных, Демид попал в лагерь. Лагерного опыта ему не занимать, знал, где и как себя вести, чтобы выжить. Перво-наперво надо было назваться чужим именем. Береженого бог бережет, излишняя осторожность не помешает. Из осторожности он не стал придумывать себе имя,
В конце апреля сорок пятого вся немецкая охрана бежала ночью, втайне от заключенных, побросав не только всю лагерную документацию, но и награбленное «свое личное» барахло. Многих людей эта уцелевшая документация, попавшая к нашим через союзников, избавила от излишнего недоверия и проверок, Демиду же только навредила. Совершенно не подумав, чем это может кончиться, он захотел восстановить свое настоящее имя. Потом обзывал себя всякими словами, но было поздно.
— А зачем вам понадобилось менять фамилию? Вы не коммунист, не командир. А? — спросил его старший лейтенант.
— Да так, на всякий пожарный…
— Это не ответ.
— Опасался розыска, значит.
— Какого?
Демид понял, что допустил ошибку. Это начинало его злить. Сейчас начнутся выяснения: что, да как, да почему. Пришлось рассказать о пребывании в категории «восточных рабочих», о побеге, о чем он умолчал вначале, чтобы все выглядело проще, без излишней путаницы. И на тебе, дернул черт за язык с этим Дерюгиным.
— Ну, убежали, потом снова оказались в их руках — так что, они не узнали своего беглеца?
Ничего не попишешь, надо говорить о добровольной сдаче в плен. Но теперь ему уже окончательно не верили. Демид видел это.
— Сам — в плен? Лю-бо-пытно. Хм! Много любопытного. Скажем, упорные попытки откреститься от фамилии Дерюгин… В какой части служили?.. Да-да, правильно, у меня записано. Итак, Дерюгин, плен, второй плен, бауэр, снова плен, союзники… Не много ли на одного?
— Было и не такое.
— Знаю, было. Их имена занесены в посмертные списки героев.
— Имена всех?
— Нет, не всех… пока.
— Но что мне оставалось делать? — вспылил Демид. — Что?
— Оружие было?
— Когда?
— Да еще тогда, в сорок первом.
— Значит, стреляться? — стиснув зубы, процедил Демид.
Старший лейтенант ничего не ответил.
На запрос в часть сообщили такое, отчего Демиду впору было рвать волосы на голове. Деталей никто не знал, но налицо был тот факт, что по вине Дерюгина в немецкие руки попала машина со штабной документацией. Вместе с машиной пропал и Дерюгин. Сержанта же Демида Рыкова считали погибшим при перевозке снарядов.
Долго еще разбирались
Рассказав все это Левенкову, Демид сплюнул в сердцах и заключил:
— Все у меня наперекосяк!
Он закурил новую папиросу и украдкой поглядывал на своего бывшего комбата — что скажет? Теперь от него зависело, оставаться Демиду на заводе или искать другое убежище.
— Сам же и виноват, струсил, — отозвался Левенков. — От недоверия все это. Надо было дождаться окончания разбирательства. Ведь есть люди, которые знают тебя в лицо. Могут подтвердить, кто ты на самом деле.
— Где они, те люди, — махнул рукой Демид. — А насчет трусости — это верно. Струсил! Нигде не трусил, а тут спасовал. Обидно же, черт! Все прошел, из таких переплетов выкручивался — и на тебе, у своих, у себя дома!.. Эх, славяне!.. Запутанного у меня много — как захочешь, так и повернешь.
— Вот-вот, я и говорю: все от недоверия. Ты ему не доверяешь, он тебе. Будем не доверять — пропадем. Все скопом пропадем.
— Рассуждения все это, а на деле как? Мы прошли через такое!.. И не свихнулись. Мы-то имеем право не доверять.
— Так-то оно так, Демид. Только были и другие, сам знаешь.
— Знаю, ну и что? Из-за одной сволочи тысячу измытаренных еще мытарить? Вот ты сам себе и наступаешь на носки: то — всеобщее доверие, то — «были и другие».
Левенков промолчал, не находя ответа. Ему, конечно, хочется добра для всех, такая уж натура у комбата. А Демиду своя шкура дорога, на остальное ему лично наплевать.
— Ладно, Сергей Николаевич, все это в общем да в целом… В конце концов, если хлюпик, то и закаляйся на лесоповале, учись постоять за себя. А то привыкли надеяться на дядю: вот придет он, махнет волшебной палочкой — и все в обнимочку разойдутся. Не бывает такого, потому я верю только в себя. Потому и дал тягу. Короче, с документами есть надежда?
Он начинал нервничать и ерзать на лавочке. Эти разговорчики хорошо вести, когда в кармане документы и жизнь хоть кое-как, да устроена. Демиду же надо думать о другом.
Левенков не успел ответить; довольно похохатывая и отдуваясь, на крыльце появилась Степанида Ивановна, за ней — остальные. Степанида Ивановна еще раз полюбовалась Демидом, похлопала его по плечу: «Волгарь, волгарь, леший тебя возьми!» — и зашагала в темноту, Ксюша незаметно ушла к себе, а Наталья, сунув Левенкову телогрейку, вернулась в дом. И опять стало тихо, и опять Демид полез за папиросами, хотя во рту уже горчило от табака. Закурил, чтобы хоть чем-то заняться, унять все усиливающееся раздражение от ожидания затянувшегося ответа.