Мэйделе
Шрифт:
– Либо профессор считает это обычной практикой, – задумчиво ответил юноша, – либо что-то предчувствует. В любом случае, наше дело учиться.
– Да, учиться… Хорошо, что мы теперь вместе на лекциях, – призналась Мэйделе, и от этого признания что-то замерло в груди Аркаши, хотя он понимал, что девушка совсем не имела в виду чувства.
– Ты теперь хотя бы кушаешь вовремя, – улыбнулся ей юноша, старавшийся быть рядом, помогая отчаянно тосковавшей по дому девочке.
Кроме института, была и общественная работа, но
После очередного такого собрания комсомольцев города, проходившего поблизости от Кремля, Мэйделе объясняла заинтересованным лицам, как правильно, по ее мнению, нужно организовать дорожное движение, беззастенчиво пользуясь остатками памяти о будущем, когда девушку прервали. Высокий мужчина с внимательным взглядом, но не несший угрозы, прервал Гиту, объяснявшую, что реле может управлять сигналами, освобождая тем самым регулировщика для более важных дел.
– Товарищ Пельцер? С вами хотят поговорить, – негромко произнес этот мужчина. – Прошу следовать за мной.
– Да, конечно, – улыбнулась девушка, в первый момент немного испугавшаяся, но на энкаведешника этот мужчина совсем не походил, потому вряд ли был опасным.
– Не старайтесь юлить и подлизываться, он этого не любит, – счел нужным предупредить Мэйделе незнакомец.
– Этого все не любят, – понимающе кивнула Гита, понимая, что судьба ее сталкивает с кем-то из руководства, возможно, даже страной.
Николая Александровича Михайлова девушка, разумеется, узнала. Трудно было не узнать первого секретаря всего комсомола, поэтому, вежливо поздоровавшись, Гита спокойно улыбнулась, что мужчине, разумеется, понравилось. Вот только зачем он вызвал девушку, она так и не поняла. Расспросив ее о семье, о планах, улыбнувшийся первый секретарь отпустил Мэйделе, отправившуюся в институт, даже не зная о том, что у одного кремлевского начальника в блокноте напротив ее фамилии появилась пометка: «личный кадровый резерв, обкатать».
«Здравствуй, милая Мамочка! Скоро уже и сессия! И я приеду, потому что Папочкина больница попросила, чтобы я практику проходила дома! Я такая счастливая, просто не сказать какая! Аркаша какой-то очень теплый стал, меня везде поддерживает, наверное… Впрочем, до каникул это точно подождет. Мама! Мамочка, совсем скоро мы увидимся!» – прижатый к груди листок, исписанный древними буквами, и шевелящиеся в молитве губы… Маша уже привыкла к такому виду подруги, это значило – Мэйделе пишет домой. Поражаясь такой
Сессия пролетела совершенно незаметно, казалось, Мэйделе стремится сдать все как можно скорее, потому спешит, не оглядываясь… Только Нудельман внимательно следил за тем, чтобы девушка кушала вовремя, отдыхала, а та принимала ласку Аркаши, его робкие объятия, его тепло, отчего тоска по дому и по Маме будто бы слегка отступали, отходя назад. Но вот и последний экзамен оказался позади.
– Ты тоже едешь? – удивилась Мэйделе, помнившая, что вроде бы у Аркаши должна быть практика.
– Ну как же я тебя одну отпущу, Мэйделе? – поинтересовался Аркаша, помнивший «битву» по поводу его практики. Нудельмана запросил Одесский городской комитет комсомола по своей линии, поэтому понадобилось вмешательство чуть ли не Центрального комитета, но все разрешилось успешно, отчего летняя практика у Аркаши была «по партийной линии».
– Здорово, – прошептала девушка, которой почему-то стало очень тепло от этих слов юноши. – Поехали? – спросила она.
– Поехали, – согласился Аркаша, отправляясь со своей Мэйделе на вокзал.
Уже сидя в купе, Гита задумалась о своих ощущениях. Были ли это те самые «чувства» или нет, девушка не понимала, решив обсудить с Мамой, а пока она ждала, когда паровоз загудит, отправляясь домой. Всей душой, всем сердцем стремилась домой а идише мэйделе. 92
92
Еврейская девочка (идиш).
Часть 12
Целых два месяца каникул! Конечно, была еще и практика в больнице, где, узнав чья Мэйделе ученица, ставили ее только на операции, помогая набрать опыт операционной сестры, показывая, объясняя, поэтому Гита нарабатывала опыт именно на операциях. Крови она не боялась, а вот сам ход операции был очень интересен. Кроме практики, была Мама… Мамочка, Ривка, Йося, Папочка и… Аркаша.
– Возможно, ты ему дорога, доченька, – ответила Циля на вопрос ребенка, думая о том, что где-то внутри ее Мэйделе еще совсем маленькая девочка. – Попробуй дать ему шанс – погулять, когда зовет…
– Я хочу с тобой, Мамочка… Мне так страшно без тебя… – тихо ответила ей Гита. – И с каждым днем все страшнее, как будто надвигается что-то.
– Ну, тогда пойдем все вместе, – улыбнулась та, кто был важнее всех на свете для девушки. – Вот завтра пойдем в кино, хочешь?
– Хочу! – заулыбалась Мэйделе, ускакав в больницу на очередную операцию. Нудельман провожал девушку в больницу и из больницы, не рассказывая, впрочем, чем занимается, хотя очень большой тайной это и не было.
Конец ознакомительного фрагмента.