Между ангелом и бесом
Шрифт:
Мужчины приготовились грудью встретить и непонятную опасность. Так, на изготовку, простояли они полчаса, потом еще полчаса. Шлепанье не смолкало.
— Они засаду устроили,— прошептал Бенедикт, выглядывая из-за спины отшельника.
— Окружают, — предположил черт.
— Все, не могу больше! Кто бы там ни прятался в кусте он выйдет, и мы ему покажем, что такое на стоящие мужчины! Эй, ты! А ну, выходи!
— Самсон, не нервничай.— Гуча убрал клинок и прислушался — шлепанье стихло,
— Да я совсем спокоен,— огрызнулся вор,— я как то дерево спокоен! Вы как хотите, а я посмотрю, кто там в кустах сидит!
Рыжий натянул тетиву, чтобы в случае чего пустить стрелу в неведомого агрессора, подкрался к кустарнику и осторожно раздвинул колючие ветки. Трое на полянке затаили дыхание, ожидая, что сейчас выскочит что-нибудь страшно нереальнее, как весь этот мир.
Но ничего не произошло. Вор аккуратно отпустил ветки и, пятясь отошел к друзьям.
— Ну, что там? — спросил черт, с беспокойством вглядываясь и побелевшее лицо друга.
— Ммммм… — промычал Самсон, указывая трясущимся пальцем на шевелящийся кустарник.
— Да, ситуация интересная.— Гуча снова взглянул на Самсона и сам направился к краю поляны.
Так же медленно, как перед этим бывший наследник, он подкрался к зарослям, с опаской раздвинул, посмотрел и, так же пятясь, отошел к затаившим дыхание спутникам.
— Ну что? — спросил его Бенедикт дрожащим от любопытства голосом.
—Ничего, — ответил черт и рассмеялся.— Ничего страшного! Даже напротив, приятная неожиданность!
— Интересно, а почему тогда Самсонушка свое, то есть мое, в смысле, украденное у меня оружие жует? — спросил Аминат и попытался отобрать у бывшего наследника дедушкин лук. Рыжий таки успел перекусить тетиву. — Вот вредитель, прямо термит какой-то! — возмутился старик, разглядывая испорченную вещь.
— А Самсонушка проклинает тот день, когда он воровать научился. И еще день, когда эта игрушка ему в руки попала, — рассмеялся черт. Он с удовольствием наблюдал, как Рыжий согнул стрелу подковой, потом свернул ее в спираль, потом смял в бесформенный комок. — А еще он обещает, что никогда больше воровать не будет.
Самсон проигнорировал подначку и продолжал мять кусок благородного металла.
Ангел не выдержал, подбежал к кустам, раздвинул ветки и замер — за ними оказалась бурая лягушачья морда. Выпученные счастливые глаза с надеждой вглядывались Бенедикту в лило, маленькая коронка на голове подрагивала, а огромный рот улыбался, зажимая стрелу. Такую же, как та, что была у Рыжего.
Ангел тоже медленно отпустил колючие ветки, чтобы ненароком не поранить земноводное, так же медленно, как его друзья до этого, отошел и в ответ на вопросительный взгляд
— Там царевна.
— Лягушка!!! — Самсон наконец обрел дар речи.— Лягушка, чтоб Гризелле провалиться и сгореть в аду синим пламенем во время потопа!!!
— А при чем здесь эта старая ворона? — удивился отшельник.
— Накаркала! — ответил Рыжий. Он кинулся к противоположному от нареченной концу полянки, раздвинул заросли и… уткнулся носом в противную лягушачью физиономию — точную копию первой, только без стрелы в пасти. Он ринулся назад, потом попытался обойти стороной скользкую тварь, но лягушки плотным кольцом окружили полянку.
— Смирись,— попытался успокоить парня рассудительный Аминат,— смирись, отрок, это судьба!
— Да зачем мне такая судьба — с холодной лягушкой всю жизнь в одной постели спать! — завопил Рыжий.— Я лучше к бультерьерше в рабство, в гарем продамся!!!
— Не паникуй,— строго проговорил черт.— Прекрати истерику! Здесь не все так просто... Ангелок, что там должно еще быть, кроме лягушки?
— Не помню,— отозвался Бенедикт,— кажется, должно быть какое-то ритуальное действие. То ли жертвоприношение, то ли тантрический секс... Не помню точно, но с этой лягушкой придется спать... или съесть ее... Самсоннннн…
Ангел подхватил потерявшего сознание друга и с ужасом уставился на седую прядь, появившуюся в рыжей шевелюре.
Тем временем полянку заполонили огромные, ростом с большую собаку, жабы. Назвать их лягушками изворачивался язык. Коричневые и темно зеленые, бородавчатые и скользкие создания оглушительно квакали и высоко подпрыгивали, радуясь чему-то, непонятному людям.
В галдеже лягушек проскакивали вполне членораздельные фразы:
— Ква-кой кве-сивый!
— Ква-кая пре-лесть!
— Пве-ква-сный пвинц!!!
У черта от мельтешения жаб закружилась голова, и он, решив навести порядок, крикнул:
— А ну пве-ква-а-тите ква-ква-фонию!!!
Стало тихо. И люди, и «водоплавающие» гости изумленно уставились на Гучу.
— Ну что вылупились, глазастые? — ничуть не смутился тот. — Медленно, по порядку объясните мне, что произошло уже и что должно произойти дальше.
— Ква-кой-то хулиган бросил в огонь наши платья, — начала та квакушка, что носила на голове корону, — и теперь мы будем лягушками, пока пве-ква-сный пвинц не женится на нас.
— Что?! На всех?! На всех сразу?!! — завопил не ожидавший такого подвоха Самсон и снова отключился — наверное, переваривать новость.
— Да нет,— махнула лапкой зеленая царевна и грозно оглядела обрадовавшихся было сестер, — на той, что поймает стрелу. И нечего квакать, ловить лучше надо было! Этот принц мой!