Между ангелом и бесом

Боброва Ирина

Наверное, Гризелла почувствовала, что он на нее смотрит, потому что внезапно обернулась и поймала его восхищенный взгляд. Длинные ресницы прикры­ли лукаво блеснувшие глаза, а на круглых щечках выступил нежный румянец. Прекрасная ведьма вдруг затеснялась и отвернулась. Ангел чуть не задохнулся от восторга.

Следом за ним шел отшельник, по-стариковски шаркая ногами. Он что-то бормотал и размахивал на ходу руками, будто спорт с кем-то. Ангел при­слушался.

— Что творится,— ворчал старик,— куда

катится этот мир? В какую сторону ни кинь камень — он обязательно попадет в Гризеллу! Все ведьмы как ведьмы, а эта... Если есть что-то, обо что можно стукнуться или что-то, во что можно вляпаться, то даю гарантию, что Гризелла обязательно там будет! И виноват будет кто угодно, только не она, она всегда пострадавшая! А спрашивается, зачем под камень лезть было.

Бенедикт улыбнулся и сосредоточил внимание на покачивающихся перед ним бедрах.

Замыкали процессию Самсон и неразлучная с ним лягушка-переросток. Лягушка уговаривала бывшего наследника поцеловать ее, но тот вдруг обнаружил в себе неведомую доселе брезгливость. Он катего­рически отказался и целоваться, и жениться, и идти рядом с противной жабой, пусть даже она и царевна.

— И нечего меня титулами соблазнять! Подума­ешь, царевна нашлась! Не такие от ворот поворот получали! Ты бы только знала, как меня пытались на себе женить. Принцессы, между прочим! Просто мечтали обо мне. Все. И Марта, и Гуль-Буль-Тамар, и Брунгильда! Я всем отказал, а на тебе, жабе зеленой женюсь? Размечталась!

Лес кончился, открыв взору путников заросшее жесткой травой поле и цепочку холмов вдалеке.

— Привал, — объявил черт, пользуясь правом командира. — Не знаю, день сейчас или ночь, но мы все давно не ели.

— И не пили, — напомнил Аминат и достал из кармана плоскую баклажку.

То, что плещется там совсем не вода, было понятно, стоило только присмотреться, с каким вожделением отшельник присосался к горлышку. Ведьма неодобрительно зыркнула в его сторону, но снова ничего не сказала, только нахмурилась и поджала красивые губки.

Черт выбрал ровное место на обочине дороги и пошевелил в траве сорванной по дороге веткой дерева — кто знает, какие твари здесь могут прятаться. Убедившись в безопасности выбранного места, Гуча кинул в траву торбу и с удовольствием растянулся рядом. Отшельник пристроился неподалеку. Он достал жареную утку и тупо уставился на обглоданный птичий остов. Потом злобно швырнул кости на зем­лю, схватил котомку и потряс ее. На траву посыпа­лись толстенькие мышки и прыснули в разные сто­роны.

Старик рассерженно запыхтел, а Гризелла рас­смеялась. Ее смех звонким колокольчиком рассы­пался вокруг, оживив тусклый мир.

Ангел остолбенел. Он смотрел на ведьму и не мог отвести взгляд от ее прекрасного лица.

— Ну и что ты так на эту вредную старуху вылу­пился? — сердито

проворчал отшельник.

— Где ты видишь старуху, Аминат? Красивее Гризеллы никого на свете нет!

— Да что там красивого? — возмутился старик.— Нос загнулся крючком, на голове — птичье гнездо, брови лохматые. Ты посмотри, внимательно посмот­ри?

— Она чудо как хороша.— Влюбчивый Бенедикт вздохнул и обратился к черту: — Ведь правда?

— Правда,— кивнул тот, а Гризелла смущенно за­рделась.

— Она ж старуха, разуй глаза, мальчишка! — со злостью выкрикнул отшельник.— Она же тебе не то, что в мамки, в бабки не годится, потому как очень стара. Это на нее живая вода так подействовала, но меня-то не обманешь! Я в самую суть смотрю, душу ее мерзкую вижу! — Барыга она! Жмотка! Старуха! И! Ведьма!

— Эх, ну и дурак я! — закричал вдруг Самсон и хлопнул себя кулаком по лбу. — Стоять у колодца с живой водой и лягушку не умыть. Полил бы Квакву водичкой — глядишь, девкой бы стала!

Оплошал, братец, — согласился с ним черт и протянул вору серебряную баклажку. — А я вот захватил на всякий случай немного. Возьми, кто знает, вдруг поможет.

— Размечтались, — квакнула лягушка-царевна. — Ничего не получится! От поцелуя все равно не отвертишься!

— Молчи, женщина! — отмахнулся Рыжий и выплеснул на нее волшебную воду.

Лягушка мгновенно похорошела. Ее кожа засветилась изумрудной зеленью, бородавки приобрели почти декоративную форму, а глаза стали удивительно выразительными и таинственными. Она стала очень красивой, но… лягушкой!

— Эх, — только и смог сказать разочарованный жених. Он манул рукой и рухнул на траву рядом с веселым чертом. — Чему радуешься?

—Я не радуюсь, — сказал Гуча, — я развлекаюсь! Ты только послушай этих двух — что старый, что малый!

Самсон прислушался к спору отшельника и ангела.

—Она красавица! — настаивал Бенедикт.

— А я говорю — старух! — утверждал волшебник Аминат.

— Нет, Гризелла прекрасна!

— Страшна как смерть!

— Она мила и добра! — не сдавался юноша.

— Зловредна она и пакостна! — противоречил ему оппонент.

Предмет их спора — прекрасная Гризеллла стояла напротив и, вытаращив глаза, пыталась что-то сказать. Но напрасно. Мужчины не давали и слова вставить. Внешность ведьмы претерпевала странные перемены. Когда говорил Бенедикт, Гризелла расцветала, хорошела и молодела. Но стоило открыть рот отшельнику, как она становилась старой и страшной.

— Прекрасна! — Ведьма расцвела.

— Ты ослеп, Бенедикт. Кто прекрасен? Эта старая вешалка прекрасна? Вглядись в ее морду — лицом это безобразие не назовешь! Глазки поросячьи, вме­сто языка — змеиное жало, а нос крючком загнулся как у орла клюв! Хищница!