Между честью и истиной

Аусиньш Эгерт

Димитри кивнул:

– Да, примерно так должно было произойти и здесь, но клеветник имел все шансы жить безбедно до конца дней. Ожидая такого, оклеветанному человеку логично передать торговлю тому из своих знакомых, кто ближе всего к власти. Иначе его придется отдавать именно автору этих неаппетитных шуток, поскольку других желающих не найдется. Здесь это называется "рейдерский захват" - но только пока этим не занимается глава государства или его ближайшее окружение. Если рейдерский захват осуществляет глава государства, это называется "тирания" и не обсуждается

как деяние.

– Да, логично, - задумчиво сказала Асана.
– Есть, правда, вариант рушить все так, чтобы было не восстановить. И я бы воспользовалась именно им.

Димитри едва заметно покачал головой.

– На это Полина пойти не может. Это будет для края если не год аварии, когда мы пришли сменить да Шайни, то около того. А она, представь, не хочет неприятностей даже мне, не говоря уже о своем городе.

– Почему она не отдала свою торговлю тебе?
– спросила виконтесса.

Князь остановился и повернулся к ней.

– Чтобы не выставить меня рейдером сперва перед Сопротивлением, а затем перед городом и краем. Понимаешь почему?

– Да, - как старательная ученица на уроке, ответила она.
– Потому что если ты рейдер, надеяться на твое честное слово - глупо и неосторожно. О чем бы ни шла речь.

Димитри кивнул.

– Именно. Но отдать портал моему человеку, не предупредив меня об этом...
– князь покачал головой.
– Сумеешь подобрать слова для этого, а?

– Да, - с сочувствием сказала виконтесса, - объясняться тебе пришлось бы очень много.

Князь задумчиво кивнул несколько раз и снова принялся шагать по кабинету.

– Ситуацию спасло только то, что она до сих пор чудом жива. Чудес было два, одно из них зовут Хайшен, другое доктор Аале Мейнен, впрочем, это не так важно. А важно, что случись с ней то, к чему она готовилась - мне бы пару лет грызли сердце все правозащитники мира.

– Что же она сделала?
– Асана подалась вперед в кресле, как будто слушая важный момент саги и боясь упустить деталь повествования.

Димитри невесело усмехнулся, продолжая мерить шагами кабинет.

– Она оставила моему человеку конверт, вскрыв который, он получил адрес хранителя документов на ее торговое дело, написанный ее рукой. Судя содержанию записки, адресат письма по меньшей мере был знаком с героем с Р-23. В конверт она положила только этот адрес и частную записку с самыми общими словами. Отдав письмо по назначению, мой человек становится владельцем ее дела в течение трех-пяти недель после ее смерти. Причем по документам считалось бы, что у них договоренность существует с двадцать третьего года, и это еще счастье, что он как раз в том году прибыл сюда и хотя бы формально присутствовал в крае во время составления доверенности.

– А ведь с ней надо очень осторожно играть в кости. Разденет и не моргнет, - уважительно сказала Асана.

– Да, - кивнул Димитри, останавливаясь.
– Я уже не в первый раз это замечаю.

– То есть у тебя сейчас есть адрес еще одного лидера Сопротивления?
– вдруг переспросила Асана.

–

Есть, - улыбнулся Димитри.
– Но одновременно и нет. Письмо не существует, пока она жива, и вручено не мне. Воспользоваться им я могу только по праву сильного, но после этого хрупкий мир между нами и ними будет разрушен, а спорное торговое дело рухнет.

– Красиво, - оценила Асана.

Князь ответил ей очень печальной усмешкой.

В городе тем временем Сопротивление активно обсуждало примерно те же вопросы, но в совершенно другом ключе. Боевого крыла осталось, как мрачно пошутил Валентин, "одной автоматной очереди на всех хватит". Так что разговор про судьбу "Ключика" и Сопротивления в целом в итоге был диалогом при трех свидетелях. Говорили Валентин и Марина, а Леночка, Алена и Паша молча слушали. Все катилось к чертям очевиднейшим образом, и чем дальше, тем больше напоминало какой-то кретинский анекдот, потому что строить лица дальше, принимая в гостях наместника и его первого зама, было уже довольно сложно, а попытки выдвигать ультимативные требования, имея возможность простого звонка и даже встречи, выглядели сущим детством и проявлениями крайне дурного воспитания. Меж тем, по основным вопросам с весны никакого движения не было.

– Так и что, Мариш, они нас сделали?
– спросил Валентин.

– Валя, вот с одной стороны нет. А по факту да. И я не понимаю. По-моему, получается патовая ситуация. Все наши требования, кроме вопросов с Алисой и Полиной, удовлетворены. А они обе по-прежнему у него.

Закончив фразу, Марина поморщилась от внезапно задребезжавшего на полу телефона и протянула к нему руку.

– Слушаю! Да, Димитри, здравствуйте. Но вы вызвали врача? Ах да, у вас же там есть госпиталь.
– Она неловко потянулась к сигаретам, прижав комм плечом к щеке.

Алена подхватилась с места, подала ей открытую пачку, щелкнула зажигалкой. Марина поблагодарила кивком, продолжая слушать.

– Да, я поняла. Димитри, это очень скверная ситуация и для вас, и для нас, вы понимаете это? Нет, я не могу к вам приехать поговорить, пока врачи не скажут что-то определенное и пока визиты запрещены. Удачи вам. Обязательно созвонимся, конечно.

Нажав отбой, она посмотрела на Валентина каким-то обреченным взглядом и сказала:

– Ну вот, Полю они уже, считай, угробили. Она у них в больнице третий день, без сознания. У них не получилось ничего с этим сделать. Остается только Алиса.

– Погоди ее хоронить, Мариш, - возразил Валентин.

– Валя, - Марина потянулась окурком к пепельнице, но передумала и прикурила от него вторую сигарету, - он мне сейчас описал, что с ней, и я эту дрянь знаю. Это инфекционный ревматический кардит, а привезла она его из "Крестов". Он там в стенах камер живет в нескольких коридорах. Даже если они ей сейчас где-то добудут антибиотики, следующий раз будет, и будет быстро, а потом будет третий. А десятого, Валя, ни у кого из зараженных этим не было. По крайней мере, я о таких не слышала.