Между честью и истиной
Шрифт:
На третий день я сунулась было в госпиталь посмотреть, как Полина, но с поста меня завернули, сказав, что она спит и вообще ей не до разговоров. Я кивнула и развернулась топать обратно в казарму. На выходе с отделения встретила князя. Отсалютовав прижатым к грули кулаком, спросила:
– Ты к Полине, пресветлый князь? Так она спит, меня медсестра не пропустила.
Он кивнул:
– Потому я к ней и иду.
По спине у меня побежали мурашки. Я тихо спросила:
– Все плохо, да?
– Еще не знаю, - качнул он головой.
– Может быть, и не все.
Я внимательно посмотрела ему в лицо. Он не улыбался. Нисколько. Совсем.
– Иди, - сказал он мне, - пока еще рано беспокоиться.
– И пошел к сестринскому посту.
Полина вовсе не ловила чертей по палате, как обещала
Ну да, конечно. В своем бреду Полина стояла на пирсе около Петропавловской крепости и смотрела на воду. А против течения Невы к пирсу шла рыбачья лодка, в которой никого не было. Она была золотисто-зеленоватая, и под мачтой лежал простой квадратный парус, розовый в свете заходящего солнца. Присмотревшись, Димитри увидел, что фал и оба шкота лежали в лодке свободными бухтами, каждый рядом со своим "копытом", или, как тут говорили, "уткой". Все было готово для того, чтобы на борту путешественник сразу мог резко ускорить ход, подняв парус. Хотя какой, к старым богам, борт. Все суденышко было длиной от силы метров пять, одной пары весел хватало для нормального движения. Лодка подошла к пирсу, и женщина шагнула в нее, подобрав юбку. Димитри окликнул ее по имени, но она даже не обернулась. Это было странно: он касался пальцами ее виска, она не могла его не слышать. Он позвал ее еще раз и увидел, что лодка начала движение. Суденышко быстро оттащило течением от пирса и понесло вниз по Неве. А Полина спокойно устроилась на кормовой банке и достала из-под нее короткое рулевое весло. Вставляя его в уключину, она обернулась и посмотрела сначала на Марсово поле, потом на крепость, но так и не встретилась глазами с князем. Он вдруг вспомнил ее старый урок: "Если вы очень не хотите приглашать ту, которая на вас смотрит, но встречи взглядами все же не избежать, смотрите выше или ниже человека". Это был ее выбор. Она уходила. Ей ничего не требовалось делать - лодку за ней прислал кто-то из местных старых богов, и это значило, что здесь, в мире людей, произошло все необходимое для того, чтобы это божество, кем бы оно ни было, протянуло руку забрать свое. Ну а Нева просто текла, куда и обычно. И эта женщина, как всегда, просто позволяла обстоятельствам делать их работу.
Зови или молчи, догоняй или смотри вслед - все уже кончено. Где-то ее ждет берег, точно более приветливый и дружелюбный к ней, чем квартира в наполовину восстановленном городе, кое-как прибранная не ее руками после разгрома, или маленькая казенная комната в школьном крыле замка.
Это оказалось очень горько понимать, но отчаиваться было не в правилах Димитри, и он решил узнать, куда Полина направляется. Он посмотрел Зрением вслед лодке, уже казавшейся маленькой, как детская игрушка, и узнал, что выйдя в залив, путница сможет поднять парус не сразу. Сперва ей понадобится работать веслами или ждать, пока лодка не минует дамбу, а это полный день. Время у него еще было, правда, не очень много. За дамбой она сможет поставить парус, и ее суденышко побежит быстрее, но ей все равно нужно будет пройти весь залив и выйти в Балтику, а потом еще ждать большой черный корабль, в кильватере которого ей предстоит идти полную седмицу дней, и потом еще три дня самостоятельно, от места, которое ей укажут. После этого вернуть ее уже не удастся. Князь уже видел этот берег в начале сентября, именно к нему шел "Пилигрим" со всеми саалан, погибшими в бою со штормом, на борту. Димитри понял, что у него осталось три дня. За это время он должен был найти способ догнать ее и убедить вернуться. Он дождался вечернего обхода и вместе с медсестрой посмотрел на градусник, которым Полине измеряли температуру. Прикосновение рукой сказало ему, что у нее сильный жар, но здесь любили точные цифры. Тридцать девять и восемь. Можно подумать, это что-то меняет. Он спросил целительницу, есть ли шансы сбить жар, она сказала: "Мы пробуем, пресветлый князь". Он кивнул и молча ушел к себе из госпитального крыла.
Утром он вышел из внутренних покоев и обнаружил, что Хайшен уже ждала его в кабинете. Когда он вошел, она начала было высказывать развернутые извинения за те подозрения, которые себе позволила в его адрес, но довольно быстро остановилась.
– Пресветлый князь, ты чем-то занят или видел скверный сон?
– Досточтимая Хайшен, у меня человек, - Димитри не сразу смог заставить себя произнести слово, -
– Полина Бауэр? Помню, конечно. Твои целители не смогли ей помочь? У тебя тут маги приличного уровня.
– Хайшен, у нее смертельный жар и нет никаких других признаков болезни. Они бьются третий день, и все зря.
У досточтимой вытянулось лицо и брови поползли вверх.
– Я убежден, что причина болезни Полины - обида на саалан за все дурное, что мы здесь сделали, начиная с разрушений в городе и дальше по самый ее арест. Может быть, и еще что-то есть. Кроме этого, она в обиде на меня самого, за ряд поступков, о которых я тебе еще скажу. И конечно, она тяжело переносит неволю... переносила. Досточтимая, признаюсь тебе, что мне было страшно извиняться перед ней, потому что я знал, что подняв вопрос, можно сделать еще хуже, и тогда она точно умрет. И пока я, как дурак, сидел со своими переживаниями, дело дошло до точки, в которой разговаривать уже не с кем. Я вчера вечером видел, как кто-то из их старых богов забрал ее. Она сейчас в пути к нему. Или к ней, я не знаю.
– Так забрал, или она в пути? И сколько, по-твоему, осталось времени на то, чтобы это изменить?
– спросила Хайшен.
Димитри покачал головой:
– Не могу сказать точно. Я не понимаю местную традицию. Если считать, как морские маги, то или три дня, или декада.
У Хайшен сделалось сложное лицо. Князь видел, что настоятельница верит ему, но сам понимал, насколько путано и бессвязно он говорит. И сделать с этим он ничего не мог при всем желании. На его счастье, о здравости суждений и выдержке Хайшен не зря ходили легенды. Она сказала:
– Ну что же, значит, это предстоит узнать мне. А ты пока займись тем, что у тебя получается лучше. Ты не выглядишь как человек, который сможет спокойно есть и спать сегодня, так что делай то, что сам считаешь верным.
И она пошла в госпитальное крыло. А Димитри, вызвав Иджена, распорядился пригласить в замок врача из Приозерска - для начала. И побыстрее.
А Хайшен поговорила с целителями, выяснила что-то им непонятное, но важное для нее, и пошла в палату к Полине. Посмотрев Зрением, она увидела то же, что и Димитри: спокойно лежащую в постели женщину, душа которой плыла в лодке по большой реке к морю, руля веслом, и смотрела на берега реки, то ли любуясь, то ли прощаясь. Хайшен послушно вышла из палаты, когда пришел врач, и зашла снова, как только он закончил осмотр. Между этим явлением местных медиков и следующим, когда пришли трое с аппаратиком для записи работы сердца и еще одной диагностической машинкой, она успела сделать то, что Димитри уже проделал: посмотреть, куда направляется дух женщины, ставшей причиной стольких неприятностей саалан в крае. Но узнала она больше, чем князь.
Гавань, ждавшая Полину, находилась на пологом берегу то ли соленого болота, то ли моря, затекшего в сушу слишком глубоко. И гаванью она не была. Лодке придется остановиться, не подойдя к берегу, и женщине предстоит пройти пешком по колено в воде еще довольно далеко. А лодка в это время должна будет вернуться назад в мир живых, чтобы забрать кого-то еще.
Узнав это, Хайшен снова оставила Полину медикам и вышла. Пока они судили и рядили в палате, она задумчиво смотрела на лес и пила чай в общем зале целителей. Потом медики вышли в коридор и начали обсуждать увиденное уже за пределами палаты, довольно громко и нервно. Хайшен к этому времени как раз додумала мысль и вернулась на свой добровольный пост.
Досточтимая Хайшен была женщиной весьма благородного происхождения и очень непростой судьбы с ранних лет. У ее деда было достаточно средств, чтобы нанять ей человеческую кормилицу и человеческую няню. И он начал заниматься с внучкой благородными науками, начиная со счета и заканчивая музыкой, едва она смогла произносить свое имя без ошибок. Он почти даже не расстроился, узнав, что девочка маг, но потребовал у магистра для нее домашнего обучения в начальной и средней ступенях, так что в интернат она попала очень взрослой, ей уже исполнилось девять - двенадцать, посчитали бы на Земле. Ненависть соучеников к ней стала взаимной очень быстро. "Ледяную гордячку" били, сыпали ей песок в еду, рвали одежду и портили книги. Ни разу она не ответила на оскорбление грубостью и не дала сдачи. Обращать внимание на "крысьих детей с кашей во рту" было ниже ее достоинства. Но она не упускала возможности с брезгливым презрением заполнить верным ответом тишину в классе, вызванную молчанием очередного соученика, не выучившего урок. И не забывала использовать заготовки на практических занятиях, зная, что у остальных не достает то ли ума, то ли интереса запасти необходимое.