Между людьми
Шрифт:
– Что ты тут шляешься?
– крикнул он на меня.
– Я Черемухина ищу.
– Я те дам Черемухина! Кто ты такой?
– Я нездешний. Скажи, ради бога, где он живет.
– Я те покажу! нездешний… Пошел прочь!.. Ты должен дворника спросить, а не шляться по лестницам.
– Скажи, пожалуйста, - взмолился я.
В это время из левых дверей вышел молодой человек, приятной наружности, в сюртуке.
– Что тут?
– спросил этот человек дворника.
– Да вон этот барина вашего спрашивает.
– На что вам генерала?
– Мне нужно.
– Они не принимают на дому. Извольте в департамент отправиться.
Я спустился. Обидно мне показалось,
– думал я, - пойду с парадного". Во дворе я увидал другого дворника, с огромной вязанкой дров. Он мне рассказал, как нужно попасть с парадного хода в 18-й нумер. Вхожу в подъезд - точно зал: стены шпалерами оклеены, налево перед столом сидит на стуле швейцар с пуговицами и с позументом на фуражке и читает афишки, за ним вешалка, на которой висит шинель. На полу ковры, впереди лестница с ковром, на ней поставлены цветы.
– Кого нужно?
– спросил меня небрежно швейцар.
– Черемухина.
– От кого?
– Сам от себя.
– Мне стало обидно, что он принял меня за лакея.
– Нельзя.
– Отчего?
– Сказано - нельзя, и все тут!
– Я из департамента, с приказом.
– Ну, пошел! Давно бы так сказал… Да пальто-то на вешалку повесь.
Повесив пальто, я пошел по лестнице по коврам. Сердце билось сильно. На стенах плоховатые картины - нарисованы деревья да девы какие-то; пахнет духами. Вот я и в третьем этаже. Смотрю налево: над дверьми - N 18, на одной половине двери медная дощечка и на ней вырезано: действительный статский советник Павел Макарович Черемухин. Стал я у двери, словно дрожь пошла по телу: вот, думаю, как отворит двери он сам, да как закричит… С замиранием сердца я взялся за звонок и сильно дернул его два раза. Через несколько минут мне отворил двери тот же лакей, который говорил со мною на черной лестнице. Увидав меня, он сказал сердито:
– Вам сказано, что генерал не принимает!
– Будто?
И лакей, не сказав ни слова, запер дверь.
Я ужасно был зол в это время и, плюнув чуть ли не на дощечку, сошел вниз.
– Его, говорят, нет дома, - пожаловался я швейцару.
– Я почем знаю, - проговорил швейцар, не отнимая глаз от какой-то газеты.
Отсюда я злой пошел прямо в департамент. В приемной стоял швейцар, очень высокий господин, как пугало в огороде с булавой. Я было пошел на лестницу, но он остановил меня.
– Снимите пальто.
В это время я уже смирился духом.
Я снял пальто и по просьбе швейцара дал ему за сбережение пальто пятнадцать копеек.
На мне был надет форменный сюртук, состряпанный в Орехе, с ореховскими пуговицами, давно отлинявшими, с протершимися локтями и полинялым воротником. Брюки были старые, полинялые; на одном сапоге дыра, - и поэтому мне стыдно было подниматься к департаменту. На площадке между двумя департаментами стояло шесть сторожей. Они очень любезно заговорили со мной и объяснили, что Черемухин еще не приехал, и так как теперь второй час, то он скоро будет. Узнавши, что мне надо, сторожа пожелали мне счастья. На площадке и по двум коридорам ходили чиновники в вицмундирах, фраках, пальто, пиджаках и сюртуках - старые, молодые и юноши. Я стоял робко и чувствовал, что я, в сравнении с ними, - дрянцо, и сознавал свое ничтожество перед ними; лицо мое горело, со сторожами я говорил запинаясь, ходил по площадке неловко, руки и ноги вздрагивали…
– Черемухин идет!
– сказал один сторож, стоявший у перил лестницы, и вслед за тем вошел на площадку здоровый человек лет сорока, с важной надутостью в лице. В коридоре он спросил вахмистра здоровым голосом, протяжно:
– Директор
– Точно так-с, ваше-ство!
– отрапортовал скороговоркой вахмистр.
– Спрашивал меня?
– Никак нет-с, ваше-ство!
– Доложи, когда придет вице-директор Н.
– Слушаю-с.
И генерал пошел по коридору, важно покачиваясь на правый бок и держа голову кверху. Многие чиновники кланялись ему низко, и он, как мандарин, кивал им слегка, а некоторым и вовсе не кланялся.
– Это он?
– спросив я сторожа.
– Он. Он теперь в свое отделение пошел. Идите.
– Булку будет жрать, - заметил другой сторож, улыбаясь.
По указанию сторожа вошел я в большую комнату с лакированным полом, с семью столами разных величин, Чиновники одеты прилично, смотрят франтами; одни пишут, другие разговаривают, третьи читают газеты. Я никогда не ходил по лакированным полам и теперь боялся, как бы мне не упасть, потому что ноги имели к этому большое поползновение. Таким образом, смотря на пол и по сторонам, я заметил все-таки, что чиновников очень много; меня пробирала дрожь, и я не знаю сам, каким образом прошел много комнат и остановился только в последней комнате. Со страхом я подошел к какому-то высокому человеку в сюртуке, с палкой в левой руке, для того, чтобы спросить, где начальник такого-то отделения. Но я и тут сробел. А я от самого дома вплоть до департамента занят был тем - какую мне сказать речь начальнику отделения? В голову ничего не лезло, кроме слов: имею честь рекомендоваться, канцелярский служитель-помощник столоначальника Кузьмин… И это я твердил всю дорогу в то время, как шел по департаментской лестнице и когда шел по комнатам. Она мне не нравилась, хотелось сказать красивее, да ничего лучше не выходило. Теперь, занятый своей речью, я струсил высокого человека с палкой. Увидав меня, он спросил:
– Что надо?
– Я… Куз…
– Что-о?
– чуть не заревел на меня человек с палкой. Я смотрел на его палку, которая точно прыгала.
– Мне нужно начальника… - и я забыл фамилию начальника отделения.
– Что вам надо? зачем вы шляетесь по отделениям!
– закричал он и отошел прочь.
Ко мне подошел какой-то молодой чиновник и, переспросив, что мне нужно, указал дорогу и заметил:
– Зачем вы вице-директора беспокоите!
– Разве я знаю, - сказал я как-то глупо с досады. Пошел я по указанной дороге; ноги подсекались. Увидал Черемухина и подошел к нему. Он сидит налево, что-то жует и разговаривает громко с каким-то чиновником, сидящим около него. Я стал перед Черемухиным.
– Что скажете?
– спросил он меня и встал.
– Имею честь рекомендоваться… - я закашлялся.
– Что нужно?
– Я, ваше превосходительство, Кузьмин из Ореховской губернии.
– А! Петр Васильевич!
– обратился он к одному из подчиненных.
– Что прикажете?
– спросил его кто-то. В глазах у меня рябило.
– О Кузьмине какое распоряжение сделано?
– Причислили к департаменту.
– Ах! да! Вы к департаменту причислены, - произнес генерал таким тоном, как будто он мне сделал большое благодеяние.
Это благодеяние меня словно обухом ударило по голове. Я ничего не слышал, что говорилось вокруг меня и что делалось.
– Поняли?
– спросил меня кто-то. Я очнулся. За большим столом сидело пять человек; трое из них смотрели на меня и улыбались; двое писали и о чем-то переговаривали друг с другом.
– Я в это отделение назначен?
– спросил я одного чиновника, особенно пристально смотревшего на меня.
– Опоздали немного; директор другого велел определить, а вас причислили к департаменту.