Между нами города
Шрифт:
В результате у железной двери я оказался даже раньше самой Нади, которая появилась через пару минут. На меня она посмотрела с недоумением и головой покачала, скрывая улыбку. Так мы и пялились друг на друга, пока она что-то не спросила.
— Что? — уточнил я, потому что не расслышал.
— Тихомиров, спрошу еще раз: ты пьян?
— Ага. Тобой.
Надя закатила свои прекрасно-большие глаза:
— Фу, ну и пошлость! — осуждение в ее голосе явно было наигранным, она опять скрывала улыбку.
— Так что ты там спрашивала в первый раз?
— Не спрашивала, а утверждала, что мы
А, точно! Помнится, об этом распинался назойливый дежурный. И об этом же я, разумеется, напрочь забыл, потому что какой-то там свет меня интересовал в последнюю очередь.
Пришлось спешно пробежаться по всем этажам и все проверить. Затем дождаться, пока мои манипуляции повторит дежурный – тип оказался и правда жутко настойчивым и недоверчивым, все ему надо, вы только посмотрите… все это время я нетерпеливо перетаптывался с ноги на ногу, Надя поглядывала на меня и осуждающе качала головой, но это был именно тот вид осуждения, которого я так отчаянно жаждал. Всегда. Я смотрел на нее в ответ и тоже улыбался.
— Он пьяный, что ли? — вернувшийся из обхода дежурный обратился к Наде, но смотрел при этом на меня. Никак влюбился без памяти.
— Нет, это его обычное состояние, — серьезно ответила она. — Врожденное, неизлечимое. Медицина, как говорится, бессильна.
Не знаю уж, как он там отнесся к ее словам, но в итоге кивнул. Закрыл зал, просто с черепашьей скоростью поворачивая ключ, нехотя отдал мне его в руки (за это пришлось побороться, все-таки мне еще завтра возвращаться и замки чинить), пообещал, что поговорит с Палычем и узнает, правда ли ключ нам достался от него, и только потом ушел в свою каморку. Тоже максимально медленно.
— Повезло, что он сломанные замки не разглядел, — сказала Надя.
— Угу.
— И все-таки он оказался бдительным – пришел же нас проверить. Так что без ключа мы бы тоже просидели здесь не так долго. Не всю ночь. Это не может не радовать, потому что… — говоря это, она осеклась и в очередной раз покачала головой с этим своим фирменным и таким любимым мною осуждением: — Тихомиров, хватит выглядеть таким странным. Я уже не очень хочу, чтобы ты меня провожал – побаиваюсь.
В ответ я молча взял ее за руку и повел к парковке возле универа – там осталась моя машина. Надя не сопротивлялась, так же молча она шла рядом.
ГЛАВА 12
Роман
До ее дома мы домчали быстро. Всю дорогу я держал Надю за руку, словно она могла выпрыгнуть из машины на ходу. Припарковался в ее темном дворе… Надя тяжело сглотнула и сказала:
— Я… мне пора, Ром. Кормить Морика, и вообще…
— Надь…
— Нет, Тихомиров! — она замотала головой и зажмурилась, словно собираясь с силами. И зашептала: — Не надо. Я ведь не железная, Ром. Не смогу я на этих вечных качелях раскачиваться. Да и не хочу – не мое это.
— Да каких качелях! — я вновь попытался взять ее за руку, но она мотнула головой и выскочила из машины. Я выскочил тоже – не смотреть же, как она убегает. Снова.
Я нагнал ее уже у подъезда, схватил
— Что за привычка у тебя такая – вечно деру давать?!
— Нет у меня такой привычки, ясно? — запальчиво ответила Надя. Потом сбавила тон и добавила: — Просто мне надо подумать, Ром. Одной побыть, все переосмыслить, понимаешь?
— Нет, — честно ответил я. — Не понимаю. Все же хорошо было…
Надя вскинула на меня гневный взгляд:
— Хорошо?! Наброситься друг на друга в спортивном зале, ничего толком не обсудив – это, по-твоему, хорошо? Не все проблемы стираются поцелуями, Тихомиров. Они тебе не гипноз, понятно? Это все не так работает. В жизни недостаточно поцеловать девушку, чтобы она все забыла и поверила в ваше общее счастливое будущее. Чтобы забыла… все остальное.
— Я и не рассчитывал, что ты все забудешь. По крайней мере, сразу. Но постепенно… почему нет? Зачем казнить за один проступок вечность? — все эти вопросы были риторическими и заданными уже множество раз… и я вдруг понял, что Надя на самом деле слишком боится. Меня, себя… и себя даже больше. И это ее отступление – попытка отыграть назад. Она та еще трусиха, боится, что я снова причиню ей боль. Сейчас она все обдумает, придет к каким-то своим жутко умным выводам, а потом сделает все, чтобы мы больше не встретились. Будет меня избегать или ходить везде на пару с этой ее строгой подружкой, что меня ненавидела и испепеляла взглядом. И все будет зря.
И опять я почувствовал, что ее упускаю. Что вот она, стоит всего в шаге, смотрит на меня… можно протянуть руку и коснуться. Но этот шаг что сотни тысяч километров, с тем же успехом Надя могла высадиться на Луне и глядеть на меня оттуда. Между нами все равно пропасть. И я не понимал, как ее преодолеть, убрать с нашего пути. Объяснить ей, что люди иногда меняются, что тот, кого она узнала прошлым летом, сдох от тоски по ней, а еще самую малость – от собственной тупости, но в пепле возродился кто-то новый, готовый к переменам. Она в это все равно не поверит, и только время откроет ей глаза. Но для этого мне нужен шанс.
Поэтому я сделал единственное, что пришло мне в голову, хотя сама Надя только что сообщила, что подобные методы не работают… но я все равно шагнул к ней, порывисто притянул к себе и поцеловал. Сопротивлялась она секунды три, но и они показались вечностью. А потом Надя приоткрыла губы, встречая мой поцелуй, отчаянный, но такой говорящий о чувствах, бушующих внутри. Никакие слова не могли выразить то, что я объяснял ей сейчас. Отвечала Надя так же отчаянно, потому что не могла иначе. Потому что то, что всегда между нами было – роскошь, что случается не с каждым. Главное – понять это вовремя и уберечь.
Мы целовались в подъезде и лифте, пока поднимались к ней.
Потом в коридоре, пока у ног крутился ее рыжий и нахальный Морик, которому явно было плевать на происходящее и самым важным он считал себя, а не чужие любовные перипетии.
— Он голодный, подожди… — пробормотала Надя, на мгновение оторвавшись от моих губ. Морик к тому времени вцепился в мою штанину и то ли рычал, то ли мурлыкал, то ли выл. В общем, издавал совсем ен кошачьи звуки.
— Я тоже, — я притянул ее к себе, целуя. — Морик, свали.