Между нами искра
Шрифт:
— Эта Шерил очень расстроилась, что ее убили. Она просит всех проверить у нее пульс. Маргарет сказала, ты хочешь что-то сообщить мне по поводу Агнес.
Джордж молча вручил ему карточку.
Скотт прочитал ее и отдал назад.
— Ранний климакс. Понятно.
Джордж убрал кусок картона в карман.
— Можешь рассказать об этом всем, чтобы друзья Маргарет не донимали меня вопросами?
Скотт кивнул.
— А можешь в ответ оказать мне услугу, которая потребует некоторого самоотречения? Если вдруг выйдет моя мама, я брошу сигарету на землю и скажу, что она твоя, ладно?
Джордж
— Мне так легче, — объяснил Скотт.
— Договорились, — ответил Джордж.
— Спасибо.
— Это, конечно, не мое дело, но ради интереса — сколько времени ты скрываешь от матери, что куришь?
— Лет двадцать. — Скотт затянулся. — Даже двадцать пять.
— Ясно.
Они покурили молча. Потом Скотт потушил сигарету и предложил Джорджу мятное драже.
— Не могу же я ошарашить ее теперь, правда?
Джордж отказался от драже. Скотт положил в рот парочку и направился к дому. Джордж затянулся электронной сигаретой. В ней заканчивалась жидкость.
Возвращаться в дом он не спешил, а потому достал из кармана флакончик и стал заправлять сигарету.
— Что это такое?
Джордж осмотрелся и уперся взглядом в чистые глаза Изабель.
— Горючее для сигареты?
Он посмотрел на флакон.
— В каком-то смысле.
— Можно купить у вас немного?
Джордж удивленно заморгал.
— Разумеется, нет.
— Почему?
— Нет, и все.
— Но это ведь не настоящая сигарета, — заметила Изабель. — Так в чем же дело?
Джордж покопался в мозгу, стараясь подобрать логичный ответ.
— Тебе такое нельзя.
— Почему?
— Тебе десять лет. Или одиннадцать?
Изабель прищурилась.
— Ты никогда не курила, и тебе не нужен заменитель настоящих сигарет. Курить вообще глупо.
— Но вы ведь когда-то начали.
— По дурости.
— Все рано или поздно начинают.
— Но я тебя учить не собираюсь. По крайней мере, сегодня.
— Это называется двойные стандарты.
— Изабель. — Джордж затянулся. — Я устал от бесполезных споров с детьми на неделе. Дай мне отдохнуть хотя бы в субботу.
Изабель на некоторое время задержала на нем взгляд, затем пошла в дом.
Настроение у Джорджа мгновенно улучшилось, и он торжествующе затянулся.
Однако, глядя, как девочка открывает заднюю дверь, он утратил свою радость, вспомнив, как они со Стеллой впервые заговорили о детях. Здесь, в этом доме. Три года назад.
Джордж и Стелла старательно избегали этого разговора до тридцати пяти лет. Друзья считали странным, что они обходят стороной столь важный вопрос, но им тема всегда казалась тягостной. Джордж мог бы поручиться, что ни он, ни Стелла не имели по этому поводу конкретного мнения, а даже если и имели, то явно были не готовы к решительным действиям, — так зачем же обсуждать?
Разумеется, рано или поздно им пришлось бы подумать о потомстве. Конечно. Если только… Нет, какие тут могли быть «если»? Милые, славные детки, с сияющими личиками и веселыми громкими голосами, полные неутомимой энергии и так трогательно сопящие во
Чета только мимоходом затрагивала эту перспективу. Однажды на какой-то вечеринке подруга подруги спросила в кухне: «А вы собираетесь заводить детей?»
Стелла, недолго думая, ответила: «А что я могу дать ребенку? — Она ехидно засмеялась. — Веснушки? Генетическую предрасположенность к Альцгеймеру? Мир, в котором через тридцать лет люди будут воевать за пресную воду? Он меня за это не поблагодарит».
Джордж вежливо улыбнулся, и разговор быстро перешел на другие темы.
Так пролетели первые семь лет их отношений. Джордж и Стелла ездили по выходным на экскурсии в европейские города, отплясывали на свадьбах, дрожали в холодных церквях на крестинах чужих детей, удивляясь набожности родителей, и лежали под зонтиками с влажной книжкой в мягкой обложке в руках на пляжах Мальорки. Они бросили курить травку и занялись спортом, стали ходить на работу, не испытывая по утрам похмелья, прекратили читать газеты и то регистрировались в соцсетях, то удаляли свои аккаунты, и в конце концов снова начали заглядывать в прессу.
И ни разу не разговаривали о том, чтобы завести детей.
Это странно, думал Джордж, потому что, кроме данной темы, они обсуждали все на свете: подростковую мастурбацию, какими могут быть на вкус ногти на ногах, жутковатые образы на экране во время его колоноскопии — волны пульсирующей внутренней плоти, складывающиеся в оптическую иллюзию в виде гигантского червя.
После одного особенно непродуктивного месяца, когда, приходя с работы, они только и делали, что били баклуши, Джордж повернулся к Стелле в кровати. Глядя ей в глаза, он чуть было не спросил: «Что, если нам завести ребенка?» Но вопрос казался абсурдным. Слово не воробей, вылетит — не поймаешь. К тому же он и сам не знал, что думает на этот счет, а прежде чем спрашивать мнение другого человека, нужно сформулировать свое. Из соображений здравого смысла или хотя бы элементарной вежливости.
Когда дети его знакомых очаровательно коверкали слова и не закатывали истерик в ресторанах, Джордж размышлял: почему бы нет? Но в другие дни, которые случались чаще, — когда у него заканчивались деньги на счете, а до зарплаты было еще далеко, или когда он ощущал пропитавший класс запах подросткового пота, или должен был наказывать двенадцатилетнего ученика, измазавшего пенал одноклассницы спермой, — тогда он думал: «Нет, нет и нет».
Но он совсем не ожидал того, что наконец состоится этот разговор здесь, в присутствии родителей Стеллы, и даже без его участия.
За три года до вечеринки Маргарет открыла дверь дома 242 на Коул-стрит.
Стелла протянула ей букет.
— С днем рождения, мама! Извини, это банально, но я не знала, что тебе подарить.
Пропустив гостей в дом, Маргарет с улыбкой взяла цветы, выглянула на улицу и закрыла дверь.
— цто ты там высматриваешь?
— Курьера. Пит сегодня не звонил.
Стелла помолчала, а затем, улыбнувшись, произнесла:
— Пит очень занят, и он тоже не знал, что тебе подарить, поэтому попросил меня купить презент от нас обоих.