Между нами. На преодоление
Шрифт:
Демонстративно становлюсь к незнакомцу спиной, ощущая нарастающее раздражение. Будто кобыла на аукционе, ей-богу.
Как только двери раскрываются, вылетаю и стучу каблуками по полу, добираясь до своей квартиры. И внезапно меня настораживает, что сзади слышатся тяжелые шаги. Сердце заходится галопом, когда я понимаю, что в третьем часу ночи нахожусь наедине с бугаем, который идет за мной… Страх парализует мгновенно, я даже забываю дышать. В жизни со мной не было вот такого — я теряю контроль над собой настолько, что
Лихорадочно соображаю, перечисляя факты. Разная весовая категория. Разная физическая подготовка. Отсутствие какого-либо сподручного средства обороны. Дикая растерянность.
Че-е-ерт! Если ему приспичило меня изнасиловать или убить, я даже пискнуть не успею.
Но, видимо, шестеренки мозга в состоянии аффекта решают удивить меня своей эффективностью и… выдают гениальную идею. Я делаю резкий выпад вниз, молниеносно стягиваю туфлю и тут же разворачиваюсь, занося её для удара.
Шпильки как отдельный вид смертельного оружия.
Мужчина вскидывает брови и, уставившись ошалелыми глазами на угрожающе выпяченную лакированную лодочку, впадает в ступор в двух метрах от меня. Несколько секунд с изумлением изучает мою боевую стойку, неверяще коротко качает головой… и в полнейшем молчании обходит инсталляцию «Опасная женщина».
Я успеваю затаить дыхание, дергано наблюдая за его движениями, и слежу за тем, как он безмолвно отпирает замок и входит в свое жилище.
Соседнюю квартиру.
Опускаю руку, словно в замедленной съемке. И, прихрамывая на одну ногу, кое-как попадаю ключом в скважину. Вползаю в дом, тут же запираюсь на все обороты, плюхаюсь на коврик у двери и выдыхаю.
Господи, вот это стресс. Даже не помню, когда я испытывала такой шквал сотрясающих эмоций… Умирать и быть обесчещенной не входило в мои планы при принятии решения жить одной.
Стаскиваю вторую туфлю и аккуратно устраиваю любимую пару у обувной банкетки.
Стараюсь дышать глубоко, восстанавливая ритм сердца.
А потом роняю голову на ладони и захожусь диким хохотом, прокручивая сцену минутной давности. Я… серьезно… собиралась заколоть кого-то шпилькой? Боже, ну что за идиотизм!
И до меня вдруг доходит: мужчина вошел слева. Значит, это тот же сосед, который презрительно щурился вчера, когда я попивала свой брют прямо из горлышка…
Замечательно. Теперь он точно знает, что живет рядом с сумасшедшей пьяницей. С параноидальными замашками и бедовыми навыками несостоявшейся черепашки-ниндзя.
Я продолжаю тихо посмеиваться даже после горячего душа в мягкой постели, отбывая в царство Морфея. Последнее, о чем думаю, — потребность обзавестись газовым баллончиком или чем-нибудь посущественнее. Нельзя рисковать такой дорогой обувью…
3. Нервные клетки восстанавливаются
Увы,
Макушка ребенка пахнет неидентифицируемо. Небесами. Божественным нечто. А вот это сладкое местечко на шее — струящимися переливами ангельского парфюма. Я зарываюсь носом в нежнейшую кожу и дышу этой чистотой, словно обдолбанный токсикоман. Если бы можно было выбирать свою смерть, я бы точно заказала вот такую версию — задохнуться от счастья, нюхая малыша.
— Как ты вырос, мой сладкий мальчик, — шепчу с умилением и легонько поглаживаю щеку костяшками пальцев.
Я точно знаю, что целовать беззащитную детскую кожу взрослым не стоит. Ненавижу, когда гости берут младенцев на руки и слюнявят их, щедро одаривая своими паразитами, будто окропляя освященной водой. А потом приходится лечить ребенка от различных аллергических высыпаний. Поэтому я только вдыхаю персональный несравненный запах и убираю губы подальше.
— Если бы ты не съехала, могла бы видеть, как он растет, — ворчит мама, появившаяся с бутылкой смеси в ладони. — Да, моё солнышко? Да, моя жизнь?
Продолжая сюсюкаться с внуком, эта неугомонная женщина впихивает мне теплое питание и уходит обратно в кухню. Я же, пряча улыбку, пристраиваю соску к крохотному рту и наблюдаю, как ловко Анастас, он же — Анасик, Насик, Стасик, — названный так в честь деда, присасывается к своей желанной добыче. Не могу сдержать смешок, видя, как блестят его маленькие и пока еще мутно-голубые глаза. А совсем малипусенькие пальчики уже цепко нацелены на бутылочку.
— Или могла бы приходить чаще! — возвращается мой личный террорист с подносом.
— И травмировать свою нежную психику встречами с твоей невесткой?
— Ой, всё! — железный аргумент в любой беседе. — Я-то как-то терплю её!
Мама расставляет чашки с дымящимся чаем и всякие вазочки с конфетами, печеньем, вафлями и прочими сладостями. И ни разу не волнует, что на улице июньская жара. Этот травяной напиток по её собственным меркам — дань уважения пришедшему гостю. Она заваривает его тщательно, печется о правильной температуре, обязательно настаивает пятнадцать-двадцать минут, соблюдая все нюансы технологии приготовления, и только потом несёт делиться богатым насыщенным вкусом.
Я люблю мамин чай. Пожалуй, одна из причин печалиться, что теперь живу отдельно. Но зато таких причин всего — раз, два, да и обчёлся.
— Ты её не терпишь. Ты её любишь. Я впервые среди нашей диаспоры вижу свекровь, которая пылает искренними чувствами к своей невестке. Ты понимаешь, что пошла против природы, Агнесса Мисаковна? Ломаешь стереотипы и основы армянского домостроя? — фыркаю и отвлекаюсь от созерцания племянника, вглядываясь в глаза матери. — Без меня у вас теперь идиллия, я даже не сомневаюсь.