Между нами. На преодоление
Шрифт:
Теплая ночь пахнет свежескошенной травой, и этот запах, в котором присутствуют летучие соединения типа ацетона, метанола и формальдегида, перебивает всё остальное. Пока снизу не тянет горьковатым дымом. Кажется, я не единственная, кого напрягает нетипичный для новостройки шум. Даже сосед с седьмого этажа вышел нервно покурить.
Жильцы не рискуют вмешаться в процесс и пристыдить неугомонных кроликов, издающих фееричные звуки так громко, будто кто-то включил порнографию на всю мощность. У меня у самой нет сил ругаться, иначе я бы давно распотрошила нарушителей ночного порядка.
М-да. Не об этом я мечтала, когда вползала домой в третьем часу, желая сдохнуть на кровати прямо в одежде. Не об этом.
Но у двери меня ждал сюрприз… Из квартиры слева раздавались умопомрачительной пошлости звуки совокупления. Причем, совокупления явно оголодавших особей. Переступая порог, я ощущала брезгливость и разочарование… В том, что за стеной истошно кричит та самая губастая дурочка, что сегодня требовала сменить ей стейк, я ни капли не сомневалась. Вот эти пародийные «Да!», «О, боже, да!» и протяжное «А-а-а-а-а» вполне в духе такой капризной разукрашенной… хм… мадам. И почему я не удивлена?..
Наверное, потому что я безмерно устала и всего-то хочу забыться мертвецким сном. Но это не удается под такой «аккомпанемент». Прихожу к выводу, что дом у нас картонный. Слышимость — пять из пяти.
Я вынужденно убегаю на балкон, в пространстве которого развратная мелодия приглушается. Хоть как-то. Нацепляю наушники, чтобы наверняка отрезать себя от реальности, в которой кому-то рядом очень хорошо, отчего мне сейчас очень плохо. Тело ломит, ноет, требуя дать ему заслуженный плюх в мягкую постельку. Но это слишком невыносимо — лежать под дешевую порнографическую озвучку. Которая длится уже около часа…
Даже не знаю, мне возмущаться таким раскладом, или всё же порадоваться за девушку? Или признаться себе честно, что, если бы она сорвала голос (а уже должна бы — за столько-то времени!), я ничуть не расстроилась бы?
Никогда не понимала, как этот негигиеничный процесс вызывает в людях столько восторга. Чтоб даже кричать вовсю, забываясь в эмоциях.
Ведь так притворяться в угоду партнеру нереально, правда? Она же в экстазе?..
Боже, о чем я думаю?!
Постанывая от досады, тяжело выдыхаю.
Какая идиотская ситуация, сошедшая с экрана дешевого кинематографа! Спасибо, хоть кровать не скрипит и не бьется о стену. Хотя откуда мне знать, я всё это время сижу в наушниках.
Видела бы меня сейчас моя мать, обязательно произнесла бы победоносно что-то типа: «А у нас приличный район, такого никогда не увидишь и не услышишь! И зачем ты переехала? Возвращайся». А я бы всенепременно съязвила, сказав, да, у нас люди сексом не занимаются, а дети — в том числе и двое её собственных внуков — появляются исключительно посредством непорочного зачатия. И, само собой, мы бы снова поругались.
Господи, все эти мысли так нелепы…
Покачиваюсь, отдаваясь музыке в ушах.
Понятия не имею, как в какой-то момент чувствую, что больше не одна. Резко распахиваю веки и натыкаюсь на внимательный мужской взгляд. Этот человек,
Он обнажен. По пояс — точно. А дальше его тело скрывает бортик балкона, на который сосед опирается согнутыми в локтях руками. Подаваясь вперед и слегка щурясь, продолжает бесстыдно рассматривать меня. Практически прозрачный свет уличного освещения приглушенно-оранжевыми отблесками пляшет на его влажной коже, напоминая игры цветомузыки. Я по неосторожности опускаю глаза ниже его подбородка и... вздрагиваю, чуть не роняя из рук стакан.
Зато живописно обливаюсь, точь-в-точь повторяя сценарий своего дня рождения. Че-е-ерт!.. Грудь под футболкой обрисовывается, и я моментально вскакиваю, отряхиваясь. Да чтоб тебя! Вот теперь я реально разозлилась!
Выключая музыку и вытаскивая наушники, поворачиваюсь к нарушителю своего покоя, обнаруживая, что тот успел закурить, очень эффектно выпуская дым вверх.
— Надеюсь, Вы закончили? И жители ближайших окрестностей смогут уснуть?
Он удивленно оборачивается, будто не веря, что я с ним заговорила. И выгибает ту же идеальную бровь, мол, ты это реально мне?
— Простите?
— Бог простит, — огрызаюсь, отодвигая кресло в угол, — можно уже лечь и быть уверенной, что никому за стенкой не придет в голову так виртуозно мешать другим в четвертом часу ночи?
На «виртуозно» уголки его губ подрагивают. Но мужчина вдруг мрачнеет и уставляется перед собой, словно забывая о моем существовании. Затягивается. Выдыхает. Вызывая мою искреннюю враждебность своим поведением. А потом небрежно бросает:
— Вы мешаете днем, я — ночью. По-моему, все вполне честно. Идите спать, не следует наблюдать за чужой частной жизнью.
Резко туша недокуренную сигарету, этот гад просто берет и входит в дом.
Я тоже возвращаюсь в свою крошечную студию, натурально охреневая от случившегося. Что меня возмущает больше всего? Пренебрежение? Странный намек? Или же экивоки по поводу моего якобы вуайеризма?
Облачаясь в невесомый пижамный комплект, продолжаю размышлять над злосчастным инцидентом. Но стоит голове коснуться подушки, усталость напоминает о себе, и я блаженно зеваю. Прикрываю веки и вздыхаю.
Вспыхнувшая перед глазами картинка страшного тату на широком подтянутом торсе ненароком учащает пульс, и я пытаюсь прогнать это видение.
И когда мне удается успокоиться и практически погрузиться в вожделенный сон, из соседней квартиры раздается отчетливый стон, после которого следует писклявое:
— Да! А-а-а... Да!
И я неожиданно для себя обнаруживаю, что умею ненавидеть от всей души... Филигранно.
6. Чуточка сомнений, горстка человечности и совсем щепотка — паранойи
Наша служба и опасна, и трудна...
Для постороннего человека менеджер популярного заведения — картинка. Манкая. Яркая. Вкусная.