Между прочим
Шрифт:
Их интимная жизнь изначально была неправильной, похожей на поединок двух динозавров, размеры которых не позволяют совершать контролируемые действия. Каждое свидание заканчивалось если не размолвкой, то обидой или задетым самолюбием, но сила притяжения не позволяла расстаться окончательно.
Виктор с бесподобным романтическим вокалом и неиссякаемой мужской силой был как воздух необходим ей, а Катенька, умело выжимающая пограничными состояниями психики приступы страсти — ему.
Люсеньку он любил, даже очень, но не так. Она лечила, тогда, как Катенька
Любовница каждый раз уходила навсегда… и неизменно возвращалась.
Острая фаза знакомства закончилась с окончанием командировки жены. Теперь они встречались по расписанию, чаще всего в пятницу. Виктор отговаривался тем, что играет с сослуживцами в бридж или преферанс.
В эту ночь они творили, что хотели, а желали любовники отведать запретное всё. Приходилось изворачиваться, врать, но игра того стоила. Катенька умела отдаваться самозабвенно, взвинчивать до невменяемости его мужское эго.
Теперь выходя в финал парного поединка, самозабвенно рыдали сообща. В перерывах делились новостями и жалобами. Раздельная жизнь вроде как тяготила того и другого.
Люся перестала казаться привлекательной, желанной. Прикасаться к ней стало неприятно. Усугубляли конфликтную обстановку накопившиеся за годы супружества претензии, мелкие неурядицы, негативные воспоминания.
Дети к тому времени жили собственными заботами, формируя личные судьбы независимо от родителей.
Люсенька встретила решение расстаться истерично, но сдалась, добившись обещания уйти никуда, ни с чем. Такой расклад её устроил вполне, зато Катеньку рассердил и опечалил, что стало для него неприятной неожиданностью.
Жить к себе любимая не позвала, замуж выходить не согласилась.
Встречаться стали реже, да и интимный энтузиазм свиданий померк. Непредсказуемость поведения подруги, принимая решение развестись, Виктор во внимание не принял.
Напрасно: выходить повторно замуж, брать на себя ответственность, Катя не имела желания.
— Мог посоветоваться. Жизнь — парадокс, а не закономерность. Давно пора понять — в ней всё несправедливо. Как ты себе представляешь совместную жизнь… тем более такой щедрый: щёлкнул пальцами и превратился в нищего.
— Мы же любим друг друга! Зачем слова, если они ничего не объясняют? Я готов для тебя на всё.
— Про любовь сам придумал? Я тебе этого слова не говорила. Хочешь — оставим всё как есть. Нет — вали на все четыре стороны.
Однажды в жизни каждого наступает час истины, когда приходится избавляться от иллюзий, сентиментальных фантазий и сопутствующих им соблазнительных декораций придуманного ракурса бытия.
В хрупкой структуре бренного эфирного тела интимных отношений обнаружился жуткий дефект: оказалось, что волнующая пикантная связь не имеет отношения к солидарным возвышенным чувствам.
В том, что безумный секс — не любовь, нет противоречий, поскольку природа этих явлений разная. Первое выстраивается на здоровье, взаимной симпатии и физической совместимости,
Совокупиться до потери пульса можно почти даром, тогда как любовь требует последовательного труда и духовных вложений.
Катенька как всегда взбрыкнула, поскольку всегда и всё решала сама, но отказаться от привычного наслаждения не пожелала. Пятница для неё стала таинством, ритуалом, а Витька, так и не повзрослевший мужчина — жертвой, которую она торжественно водружала на алтарь отвоёванного у судьбы благоденствия. Она принимала его любовь как исцеляющую от недуга таблетку.
На замужних женщин Катя смотрела свысока: курицы, несущие незнамо кому золотые яйца.
Люся Виктора обратно не приняла, ей понравилась жизнь свободной от обязательств госпожи, тем более что для счастливой жизни накопленного за годы совместной жизни достояния было предостаточно.
— Могу предложить секс для здоровья… по пятницам, — с ехидным сарказмом шепнула она, — в субботу и будни у меня масса личных планов.
Это был удар ниже пояса.
Увы, Виктор не был бойцом.
Одиночество и неприкаянная жизнь в коммуналке буквально за год превратили счастливого мужика, у которого теперь было две любовницы и ни одного близкого человека в жалкую тень себя вчерашнего.
Вечера Виктор заполнял посиделками со стаканом. В него и влюбился в итоге.
Вам интересен финал? Разве не известно всем и каждому — кто с бутылкой дружен, тому секс не нужен.
И всё же, и всё же… как ни страдала от предательства, как ни переживала размолвку Люсенька, превратиться в бездушную стерву так и не сумела.
— Приходи. Любви не обещаю, а простить… простить постараюсь. За тебя дети просят. Папка всё же. Вроде как родня.
Дальше не знаю. Как сложится.
За любовь!
Кто-нибудь из вас знаком с непостижимым, просто-таки хроническим невезением в любви?
Или Вика что-то совсем не то за это трепетное чувство принимала?
Тогда какая она — настоящая любрвь, без границ и преград, когда сердце вдребезги, эмоции через край, когда сразу всё вместе: романтика, влечение, одержимость, страсть; когда всё можно и ничего не стыдно, когда искренность и безграничное доверие не требуют оценок, тем более доказательств, когда ты и он — неразрывное целое?
Сколько раз Вика влюблялась, всерьёз, по-настоящему — столько же после неизлечимо болела затяжной меланхолией: истекала досуха слезьми, с остервенением до крови вгрызалась в ногти, надолго замыкалась в себе, выискивая изъяны и несовершенства. Ведь если раз за разом что-то идёт не так, значит, есть на то причина, причём не где-нибудь, именно в себе.
Так было в девятом классе, когда Ромка Калянов после всего, что между ними было, после самых настоящих поцелуев, жарких объятий, откровенных прикосновений, клятв и признаний в любви, переметнулся к лучшей подруге — Анечке Шилкиной, ничего не объяснив, не попросив прощения.