Между жизнью и смертью
Шрифт:
- Да ладно! – отмахнулся Кошевой.
– Столько лет прошло…Неужто будем здесь старые счёты сводить?
- Ну-ну!
Хитроумный план заключённого Рохлина полетел, к чертям собачим. Намеченные на раннее утро следующего дня действия по встрече с Мишаней Маленьким нарушил лейтенант Козырев. Секретарь комсомольской организации прииска вечером вызвал Бориса к себе и строго глядя на испуганного зэка спросил:
- Тунеядствуешь?
- Никак нет, гражданин начальник. – Подпрыгнул от усердия артист. – Занимаюсь
Комсорг задумчиво поднял глаза к серому потолку и с усмешкой сказал:
- Почему тогда у нас ничего нет по «финской» войне?
- Материалов маловато, - попробовал отвертеться изворотливый Рохлин.
– На чём рисовать?
- Ты не юли! – Предупредил лагерного художника требовательный Козырев.
– Лучше подумай, как выполнить решения партии.
- Думаю…
- Просто необходимо отразить борьбу Советского народа с подлыми «белофиннами».- Ставил непосильные задачи энергичный вожак комсомольцев.
– Не захотели они, понимаешь, отдать кусок столь необходимой для Ленинградской области земли. Гады!
Борис поднял мохнатые брови домиком, что означало для него усиленную работу мысли:
- А что если на плакатах клеймящих немецких фашистов переписать названия? – Предложил он неуверенно.
– В связи с заключением пакта о ненападении с Германией все старые картинки оказались ненужными. Будут финскими фашистами… Кто там знает отличия в форме одежды?
- Молодец! – оценил идею лейтенант.
– Вот за ночь и перепиши все плакаты.
- За ночь не успею…
- Я сказал оформить. – Отрезал комсорг.
– К обеду завтрашнего дня обновлённая наглядная агитация должна висеть по всему лагерю! Ясно?
- Яснее не бывает. – Смирился Рохлин и побрёл выполнять приказание.
- Опять ночь не спать и Мишаню завтра снова не отблагодарю.
На счёт убитой на мазню ночи Борис погорячился, он справился с заданием за пару часов. Быстро закрасил старые надписи и по мере высыхания красиво написал проклятия агрессивным финнам. Борис даже успел немного заснуть и утром, поручив приставленным к клубу двум доходягам развесить плакаты, побежал в столярку.
В длинном, рублёном из лиственницы здании, с одного конца которого располагалась старенькая пилорама, уже вовсю суетились работники. Двое вчерашних зэков натужно грузили на тележки, поставленные на рельсы, объёмные брёвна.
- Мишаня где? – спросил запыхавшийся Борис.
- В своей загородке. – Ответил ближайший работяга и махнул в сторону отгороженного угла.
– Инструктирует новичков.
Рохлин двинулся в бригадирскую коморку, сколоченную из разного хлама с единственной целью, защититься от неотапливаемого помещения столярки. Маленький как раз закончил свои наставления:
- Всё идите, работайте! – велел бывший вор.
– Сегодня нужно срочно распилить целый вагон леса.
Борис в дверях вежливо посторонился, и мимо его протиснулись хмурые заключенные, с которыми вчера разговаривал Коршун. Они присоединились к зэкам, включившим
- Спасибо за помощь. – С порога поблагодарил Борис Мишаню и протянул сморщенное кольцо краковской колбасы.
– Всё украденное вернули, только продуктовую посылку естественно съели… Вот всё что заначил!
- Пустое! – смутился благодетель, но колбасу взял.
Они поболтали о лагерных сплетнях, и Рохлин засобирался обратно в свою тихою каморку в лагерном клубе. Борис всегда чувствовал себя неуютно, когда находился на виду. Друзья по несчастью вышли в холодную столярку и в этот момент с другого конца здания вошли несколько человек.
- А это кто припёрся? – удивился бригадир, вглядываясь в приближающуюся группу.
- Коршун, а с ним Митя и Калуга, - обомлел Борис.
– Принесла нелёгкая
Пришельцы не обращали внимания на оставшихся у каморки наблюдателей, а уверенно подошли к потным пильщикам.
- Здорово земляки. – Поздоровался Коршун.
– Бог в помощь.
- Здорово Митяй! – ответил Григорий.
– Бог передал, чтобы ты помог…
Коршунов невесело усмехнулся и сказал:
- Не положено мне работать…- он обошёл рычащую пилораму по кругу, внимательно всматриваясь в молчащего Кошевого.
– Я вишь зараз блатной, а нам работать в западло.
- Ты же казак!
- Был казак, да весь вышел! – отрезал Коршун.
– На нас воров мужики пашут, вроде вас.
На последних словах друга детства Михаил поднял на того светлые глаза.
- Скурвился ты Митяй совсем. – Сказал он.
– А впрочем, ты всегда таким был…
- А ты на меня не лайся, – огрызнулся Коршун.
– С тебя должок причитается за спаленный курень и деда.
- Я свои долги с лихвой отдал! Не ты мою мать зарубил?
- Отдал, да видать не все…
Коршун кивнул головой спокойно стоящим Мите и Калуге. Дебелые подручные вдруг резко схватили под руки опешившего Кошевого и бросили на распиливаемое бревно. Они крепко прижали его тело, и седая голова Михаила оказалась в десятке сантиметрах от вгрызающихся в древесину зубьев. Григорий крикнул и рванулся выручать свояка:
- Что вы творите?
- Уйди Гришка, – предостерёг его Коршунов и встал на пути.
– Не мешай… Хай Михаил расплатится за свои грехи!
- Не тебе судить его. – Зло сказал Григорий и, оттолкнув Дмитрия, шагнул к корчившемуся в тщетных попытках вырваться Михаилу.
- Как раз мне…
Коршун схватил торчащий в массивной колоде плотницкий топор, служивший для обрубания сучьев, и прицельно ударил обухом старого знакомого в спину. Григорий споткнулся, мешком упал сначала на колени, а потом на заплёванный пол. Налётчик ловко перепрыгнул через него и, оказавшись прямо перед распятым Михаилом, высоко поднял двумя руками острый топор.
- Сдохни предатель! – выкрикнул он и резко опустил его на шею Кошевого.
– Это тебе за всех убитых казаков.