Мифология русских войн. Том I
Шрифт:
Вывозились меха в бочках. В одну бочку помещалось, как правило, от 4-х до 8-ми тысяч штук беличьих шкурок. За пять лет (1399–1404) только во Фландрию прибыло по меньшей мере 42 меховые бочки из Новгорода [78] . В одной из рижских торговых книг было отмечено прибытие корабля из Новгорода с 220 тысячами шкурок. Новгородский экспорт беличьих шкурок оценивается в районе 500 000 в год [79] . «Белка наряду с воском оставалась основным русским экспортным товаром вплоть до конца 15 века» [80] . В 16 веке экспорт пушнины был более разнообразен, но в целом пушнина составляла 81,1 процента русского экспорта [81] .
78
Там же, с. 272.
79
Хорошкевич А. Л. Торговля Великого Новгорода с Прибалтикой и Западной Европой в XIV–XV веках. М., 1963, с. 52.
80
Там
81
Там же, с. 118 При этом: «Европейские купцы по документам имели очень низкий процент прибыли — в основном не более 5–6 процентов.). Получается некая загадка — если купцы перепродавали в Любеке товар, купленный в Новгороде, почти по той же цене, то зачем они вообще занимались этой торговлей? Разгадка кроется, с одной стороны, в психологии купечества того времени, а с другой — в особенностях торговых операций. Средневековая этика требовала так называемой «равной цены»: за сколько купил, за столько и продал. Сверхприбыли в 20, 50 и тем более 100 процентов считались греховными. Прилично было получить за свои труды лишь небольшой процент. Однако буквальное соблюдение таких этических принципов делало бы торговлю невыгодной. Поэтому изобретались различные приемы, как прятать прибыль. Одним из них была дифференциация мер веса, длины и объема. И. Э. Клейненберг показал, что в разных пунктах в одну и ту же меру вкладывалось разное содержание. Например, шиффунт воска в Новгороде содержал 480 фунтов, в Ливонии превращался уже в 400 фунтов, а в Любеке — в 320! Разница в 160 фунтов потом продавалась отдельно и составляла чистую прибыль, при этом купеческая этика как бы соблюдалась, поскольку цена почти не менялась. В 1488 году, когда новгородский наместник Ивана III приказал, страшно сказать, взвешивать ганзейские товары, — это вызвало буквально взрыв беспокойства в Ливонии и Ганзе, бурную переписку и подготовку специального посольства в Москву с просьбой сохранить «старину», не взвешивать заморские бочки с медом и мешки с солью, а продавать по традиционным единицам товара — мешкам и бочкам, без контроля за весом содержимого»
(Роман Храпачевский.
Именно пушнина и стала главным мотивом проникновения русских на север и восток. По мере истребления пушного зверя в своих лесах — добытчики шли дальше, понуждая местные лесные народы платить им дань. И так — до Аляски. Такой была экспортная «нефть» русской экономики.
Ее вполне заметная струя текла и в церковной жизни. В 1590 году александрийский патриарх Мелетий воспротивился идее создания московского патриархата [82] . Но его вовремя подкупили: «В 1592 году Государь Феодор Иоаннович послал для александрийского патриарха Мелетия «шапку служебную святительскую, для святой воды чашу золотую, убрусец низан жемчугом дробным и четыре сорока соболей». В следующем году — 520 золотых, два сорока соболей [83] .
82
Каптерев Н. Ф. Характер отношений России к православному Востоку // Собрание сочинений. т.1. М., 2008, с. 70
83
архим. Порфирий Успенский. Александрийская патриархия. т.1. Спб., 1898, с. 138.
В 1684 году Москва послала «сорок» соболей константинопольскому патриарху, чтобы тот передал ей Киевскую митрополию… Ответ был отрицательный, но соболя исчезли. Через два года Москва послала соболей уже в три раза больше («три сорока»), и получила желаемое.
Но сейчас вспоминать про меха как-то не-экологично.
Мех — это кровь и смерть. Один из самых симпатичных зверьков на свете это белёк — новорождённый детёныш гренландского или каспийского тюленя, покрытый белоснежным мехом. Матери рожают его на дрейфующих льдинах — там, где никакие хищники не могут подобраться к малышам. Но люди находят эти льдины. И, чтобы не портить шкурки, глушат малышей ударами весел, забивая их тысячами… Героизировать этот труд уже неудобно. Вот и приходится приписывать духовно-миссионерский зуд обычным охотникам.
Итак, поиск еще неистребленного пушного зверя уводил русских охотников все дальше от дома. А вскоре оказывалось, что выгоднее на самому стрелять белок, а заставить местных жителей платить дань беличьими и иными шкурками [84] . Охота на зверя превращалась в охоту на людей.
Так что соседним нерусским землям бывало несладко от военной активности русских дружин.
Дань бралась прежде всего мехами. За право взимать пушную дань воевали новгородцы с русскими князьями (в итоге в 1333 году Новгород уступает Москве контроль над Коми) и, конечно, с местным населением лесов, которые сегодня историки называют «северные колонии Великого Новгорода» [85] .
84
В середине 17 века Павлу Алеппскому москвичи рассказывали, что «Царь посылал вызвать часть племени мученика Христофора, которое состоит под его властью. Имя его Лопани (лопари?). Страна их лежит при море — океане, что есть море мрака, во ста пятидесяти верстах за Архангельским портом и в 1650 верстах на восток от Москвы. У них нет лошадей, но есть животные, называемые по-гречески ?? ?????, что есть олень; он водится у них во множестве. Ежегодно они вносят в царскую казну известное количество оленьих шкур, которые похожи на пергамент» (архидиакон Павел Алеппский. Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в первой половине XVII века, описанное его сыном, архидиаконом Павлом Алеппским. М., 2005, с. 303).
85
Там
Туземцы сопротивлялись. В 1193 году крупный отряд новгородцев был разбит в землях Югры (Угры). Описывая эти события, Новгородская первая летопись упоминает истребление новгородского отряда, который осаждал некий город в Югре:
«Въ то же л?то идоша из Новагорода въ Югру ратью съ воеводою Ядреемь; и придоша въ Югру и възяша городъ, и придоша къ другому граду, и затворишася въ град?, и стояша подъ городомь 5 нед?ль; и высылаху къ нимъ Югра, льстьбою рекуще тако, яко «копимъ сребро и соболи и ина узорочья, а не губите своихъ смьрдъ и своеи дани», а льстяще ими, а вое копяче. И яко скопиша вое и выслаша из города къ воевод?: «поиди въ городъ, поемъ съ собою 12 муж вячьшихъ»; и иде въ городъ воевода, поимя съ собою попа Иванка Легена и ин?хъ вячьшихъ, ис?коша я на канунъ святыя Варвары; и выслаша пакы, и пояша ихъ 30 муж вячьшихъ, и т?хъ ис?коша и потомь 50. И яко изнемогоша голодомь, стояли бо бяху 6 нед?ль, слушаюче льстьб? ихъ, и на праздьникъ святого Николы выл?зъше из города, ис?коша вся; и б? туга и беда останку живыхъ; б? бо осталося ихъ 80 муж. И не бяше вести чересъ всю зиму въ Новегород? на не, ни на живы, ни на мьртвы; и печяловахуся въ Новегород? князь и владыка и вьсь Новгородъ».
Но новгородская экспансия идет не только на восток. Земли, сегодня известные как Эстония и Финляндия, также страдали от военных экспедиций Новгорода.
Весной 1123 г. князь Всеволод Мстиславич повел новгородцев в Финляндию:
«а на весну ходи Всеволодъ съ новгородьци на Емь, въ великое говение, и победи я».
Стоит отметить, что Великий Пост (говение) не помешал этому деянию.
В 1186 г. группа новгородских «молодцов» совершила грабительский набег на земли народа емь (финнов):
«Тъгда же ходиша на Емь молодьци о Вышате о Василевици и придоша опять сторови, добывъше полона».
В 1191 г. новгородцы организуют большой морской (на лодках) поход на емь с привлечением союзных карел:
«Ходиша новгородьци [в лоивахъ] съ Корелою на Емь, и воеваша землю ихъ и пожьгоша и скотъ исекоша»
В 1212 году правивший в Новгороде торопецкий князь Мстислав Удатной (Удалой) ходил на чудь, «рекомую Торму» (чудское племя торма обитало к северу от Юрьева), «и многа плениша их, скота без числа приведоша. По том же князь Мстислав на зиму ходи с новгородцы к чюдскому городу к Медвежьей голове, и села их потрати, и подступиша под город; и поклонишася Чюдь князю; и дань на них взя».
В 1214 году «иде князь Мстислав с новгородцы на Чюдь на Ереву, сквозь землю чюдскую к морю, села их потрати и взя на них дань».
В 1223 году князь Ярослав Всеволодович (отец Александра Невского) «повоева всю землю чюдскую и полона приведе без числа».
Зимой 1226/27 г опять нападает на емь: «Иде князь Ярославъ с новгородци на Емь, и повоеваша всю землю и полонъ приведоша бещисла» (Новгородская первая летопись, 65, 270, 510)… [86]
Шведский историк Улоф Далин (1708–1763 гг.) в своем труде «История шведского государства» писал об отце Александра Невского — Ярославе Всеволодовиче: «…сей князь по праву тартарскому начал чинить нападения на Ингерманландию, Корелию, Финмаркен….» [87] . Имеется в виду поход 1226–27 годов.
86
«Специфической чертой экономики Новгорода было явно выраженное экстенсивное использование природных богатств страны, осуществлявшееся как в энергичном собирательстве, охоте, рыболовстве, так и в открытом грабеже подвластных даннических народов Севера: карелы, чуди, пермяков, манси, ненцев, лопарей, югры, коми. Знаменитые новгородские ушкуйники, повольники, холопы-сбои в полной мере восприняли варяжско-норманские методы взаимоотношений с соседними народами и не стесняли себя скромностью и дружелюбием» — пишет современный историк. Это исследование — «Князь Александр Невский и Кольский Север. Неизвестные страницы жития» (СПб., 2013, стр. 12–13) — с надписанием «игумен Митрофан Баданин». Но оно столь разительно отличается от позднейших книг, подписанных «епископ Митрофан Баданин», что я сомневаюсь в том, что первую книгу Баданин писал самостоятельно. Мне представляется, что Митрофан свои благочестиво-патриотичные абзацы просто вставлял в текст, написанный более ученым человеком.
87
Олоф Далин. История Шведского государства в 8 томах. СПб., 1805–1807. Т. 2. С. 265.
Понятно, что при первой же возможности северные колонизируемые народы решили отомстить — и в 1240 вошли в состав шведского невского десанта — «Придоша Свеи в великой силе, и Мурмане, и Сумь, и Емь» (Первая Новгородская летопись).
Вот тут и появляется юный князь Александр. Яркими огнями его легенды всегда обозначаются его бои 1240 и 1242 года против рыцарей. Но ведь были в его жизни и другие военные приключения.
В «Журнале Московской Патриархии» за март 2021 можно прочитать:
«Буллами от 19 марта 1255 года и 11 марта 1256 года новый папа Александр IV (1254–1261) объявил против Руси еще один крестовый поход. В него снова двинулись шведы, немцы и датчане. Но Александр с дружиной появился на границе раньше, чем крестоносцы ее пересекли. Папские воители «побежали за море». Великий князь с лучшими воинами на лыжах зимним «злым путём», не различая дня и ночи, прошел по Финляндии. Крестоносцев гнали до Полярного круга, многие попали в плен. Не потеряв ни одного новгородского воина, князь с победой вернулся назад. Булла Александра IV в 1257 году объявила католическому миру, что ни одного слуги папы в Финляндии уже нет. Шведы и миссионеры были истреблены народом, восставшим при появлении Александра, насильственно крещеные финны вернулись к своей вере».