Микаэль Айванхов
Шрифт:
Теодицея [90, с. 819–820]. Айванхов весьма своеобычно толковал проблему теодицеи (от греч. theos — бог и dike — справедливость) — термин для обозначения одной из сложнейших религиозно-философских проблем, проблемы справедливости Бога, осмысленности и оправданности сотворенного Им мира перед лицом самого страшного, необъяснимого зла — страданий праведных и невинных. Часто слово «теодицея» условно переводят как богооправдание.
«Теодицеей» именуется также произведение, в котором предпринимается попытка так или иначе разрешить эту проблему. Термин «теодицея» был введен и осмыслен Г.В. Лейбницем и впервые прозвучал в его трактате
С. С. Аверинцев определял теодицею как «общее обозначение религиозно-философских доктрин, стремящихся согласовать идею благого и разумного божественного управления миром с наличием мирового зла, оправдать это управление вопреки существованию темных сторон бытия». Исследователь отмечал, что «всякая теодицея есть оправдание перед лицом некоторого обвинения, ответ на то, что Гейне назвал проклятыми вопросами». Упоминая выражение Г. Гейне, Аверинцев имел в виду его стихотворение из цикла «К Лазарю», где поэт емко сформулировал суть проблемы теодицеи:
«Брось свои иносказанья И гипотезы святые! На проклятые вопросы Дай ответы нам прямые! Отчего под ношей крестной, Весь в крови, влачится правый? Отчего везде бесчестный Встречен почестью и славой? Кто виной? Иль воле Бога На земле не все доступно? Или Он играет нами? — Это подло и преступно! Так мы спрашиваем жадно Целый век, пока безмолвно Не забьют нам рта землею… Да ответ ли это, полно?»(перевод M.Л. Михайлова).
Очевидность зла и неправедности социального бытия, несовпадение представлений о справедливости богов и порой вопиющей абсурдности созданного ими миропорядка волновали умы с древнейших времен. Подступы к проблеме теодицеи очевидны в египетской «Беседе разочарованного со своей душой» (ок. XX в. до н. э.), шумерской и аккадской «Поэмах о невинном страдальце» (3–2 тыс. до н. э.), «Вавилонской теодицее» (X в. до н. э.).
В языческих культурах теодицея существовала в наиболее упрощенной форме, и, в сущности, сводится не к вопросу о первопричине зла, о том, почему боги допускают необъяснимое зло, но к вопросу о справедливости и несправедливости наказания и награды человеку в земной жизни. Аверинцев отмечал, что та или иная постановка вопроса зависит «от различно определяемого объема божественной ответственности за мировое бытие». По его мысли, «вариант минимальной ответственности Божества дает политеизм, особенно в его первобытно-анимистических формах или в язычестве греко-римского типа. То, что богов много, ограничивает личную ответственность каждого из них, а их постоянные раздоры отодвигают на задний план мысль об их общей ответственности». Кроме того, источником существования зла в мире может быть просто признано злое божество, как, например, Ангро-Майнью в зороастризме.
Именно в мире монотеизма, где единый Бог предстает как Источник и Первопричина всего сущего, а кроме того — как любящий Отец, проблема теодицеи приобретает особенно трагическую подсветку: как совместить веру в благость и справедливость Бога и то, что Он допускает (т. е. санкционирует) существование зла, не вмешивается (или вмешивается не всегда), чтобы его предотвратить, чтобы спасти невинных? Герой библейской Книги Иова говорит о Боге:
«Предал Он землю во власть злых, Завесил(Иов 9:24; здесь и далее перевод Аверинцева).
В Библии проблема теодицеи преподносится как принципиально неразрешимая для человека, связанная с несоизмеримостью человеческой меры и Бога и созданного Им бытия, а также сопрягается с проблемой свободы воли и ответственности. Согласно Книге Иова, может быть получен лишь частичный ответ на вопрос о причине существования страданий невинных: с помощью страдания Бог испытывает человека, очищает его душу, обостряет его внутренние зрение и слух:
«Страданием страдальца спасает Он И в утеснении отверзает людям слух»(Иов 36: 75). Однако без ответа остаются роковые вопросы: что «испытывает» и «очищает» Он, когда погибают от рук нечестивых праведные и невинные, когда гибнут дети? Ответ остается искать в семантическом поле личной ответственности и устройства социума.
Одной из законченных учений о теодицее является одноименная работа Лейбница. Он признавал существование Творца, являющегося единственным «достаточным основанием» для существования мира. Если Б. Спиноза, чье влияние на немецкого мыслителя несомненно, объяснял мир каузально (с точки зрения причинности: Бог — Первопричина всего), то Лейбниц объясняет мир телеологически (Бог — цель всего, и только Он придает целесообразность миру). Создавая мир, Бог, по Лейбницу, «избрал наилучший из всех возможных вариантов». Тем не менее, мыслитель признает существование зла в мире и дает его классификацию (опираясь на Спинозу, который, в свою очередь, опирается на классификацию Маймонида):
1) зло метафизическое (конечность всех вещей);
2) зло физическое (стихийные бедствия, болезни);
3) зло моральное (продукт человеческой воли).
С первым нужно смириться, оно — естественный закон нашей жизни; второе случается нечасто. Третий же вид зла для того и существует, чтобы человек воспитал в себе свободу воли и умение осознанно выбирать добро. По Лейбницу, существует «предустановленная гармония» добра и зла: все дурное — необходимое условие функционирования мира, который дает человеку высшую из возможных мер счастья. Тем самым Лейбниц указывал на пути общественного прогресса, объявлял мир достойным полем человеческой активности: нужно изменять и переустраивать этот мир, не считая его всего лишь земной юдолью, а единственно достойным человека — мир загробный.
Оптимистическая концепция Лейбница, свойственная раннему Просвещению, вызвала критику со стороны Вольтера в «Поэме о гибели Лиссабона, или Проверке аксиомы: все хорошо», а также в философской повести «Кандид, или Оптимизм» со знаменитой фразой Панглоса: «Все к лучшему в этом лучшем из миров». Вольтера беспокоило, что подобный оптимизм может стать оправданием любого зла. Лейбниц вовсе не стремился оправдать любое зло, но объяснял его происхождение высшими целями Творца, не только не снимающими ответственности с человека, но, наоборот, усиливающими ее.
В целом же, добро и зло выступают основными категориями монотеистических религий — иудаизма, христианства, ислама; противоборства добра и зла впервые четко осмысливаются как стержень всемирной истории в Ветхом Завете. Бог понимается как абсолютное добро, тем самым утверждается изначальный примат добра над злом. В таком контексте добро выступает как обязательный атрибут Творения: каждый из актов Творения Бог сопровождает этической оценкой — «благо», «хорошо». Библейские заповеди основаны на четком различении добра и зла как соблюдения и нарушения Божьей воли. При этом человек понимается как существо, наделенное свободой выбора между добром и злом, а потому могущее производить зло, но, в конечном счете, призванное осознанно выбирать добро и содействовать конечному торжеству божественного добра.