Мила Рудик и Магический Синод
Шрифт:
Злата улыбнулась свидетелю.
— Благодарю вас, господин Востроух. У Обвинения больше нет вопросов к свидетелю, — сказала она, возвращаясь на свое место.
Хмуро провожая Злату взглядом, Мила буквально кипела от негодования. Это было так несправедливо, что Гурию, чью сестру убили на его глазах по вине Многолика, приписывали дружбу с ним! А он лежал беспомощный, не приходя в сознание, и не мог рассказать всю правду! И она, Мила, тоже чувствовала себя беспомощной. Она любила Гурия как учителя, как друга, и ей было невыносимо наблюдать, как на ее
Внезапно Милу словно озарило. Она выпрямилась на стуле и пристально глянула на Владыку Велемира. Потом взяла клочок бумаги, перо и быстро написала:
«Срочно поговорить. Можно?».
Затем подвинула записку Вирту. Уловив движение ее руки, Вирт повернул голову, прочел послание Милы, потом, не глядя на нее, едва заметно кивнул.
Когда Злата села на место, Мстислав обратился к Вирту:
— Господин Защитник, у вас есть вопросы к свидетелю?
— Нет, Владыка, — ответил Вирт и поднялся. — Господа судьи, Защита просит перерыв на пятнадцать минут.
Мстислав повернулся сначала к Велемиру, потом к Добролюбу. Оба ответили согласными кивками.
— Вы еще намерены вызывать свидетелей? — спросил Мстислав у Вирта.
Тот вежливо улыбнулся.
— Я уверен, что это будет окончательно ясно через пятнадцать минут, Владыка.
Мстислав недовольно повел бровями и ледяным голосом провозгласил:
— Объявляется перерыв на пятнадцать минут!
— У Гурия была Мемория с воспоминанием, которое доказывало, что он не мог до сих пор оставаться другом Многолика, — говорила Мила Вирту, когда они вышли в коридор и отошли в сторонку, чтобы никто не слышал их разговора. — Она хранилась у него дома. В тот вечер, когда на него напали, я сказала об этой Мемории Мстиславу. Мы поднялись на второй этаж, в комнату, где находилась эта Мемория, но зеркало, в котором она хранилась, было разбито. Мстислав сказал, что Меморию нельзя восстановить, когда ее вместилище разрушено.
Вирт быстро кивнул.
— Так и есть. Воспоминания неустойчивы, они рассеиваются, если их не удерживает какая-то материальная оболочка.
Мила покачала головой.
— Я не знаю, показывал ли Гурий еще кому-нибудь эту Меморию, но… В ней было воспоминание о том, как умерла его сестра-близнец, Лиза. Ее, Гурия и Лукоя захватила Гильдия. Человеком, который помог схватить их, был Терас Квит, тот самый, о котором только что говорил этот следователь… Востроух.
— Мальчик, которого изуродовали их заклинания? — уточнил Вирт.
— Да, — подтвердила Мила. — Он так решил им отомстить. Но Гурий раскаивался в том, что сделал с Терасом, и был согласен умереть, лишь бы Терас не убивал его сестру. Терас сказал, что они умрут все, но кто-то из них немедленно, а кто-то позже. Он сказал, что раз Гурий раскаивается, то они его пока не будут убивать, и предложил Лизе и Лукою выбрать, кто из них двоих умрет в другой раз. Лиза любила Лукоя и выбрала его, а Лукой сказал, что хочет
Мила непроизвольно поежилась.
— И они ее убили? — спросил Вирт.
Она кивнула.
— Да, они ее убили. Гурий очень любил ее. Он ненавидит Лукоя за то, что тот так легко согласился, чтобы ее убили. Гурий ни за что не стал бы помогать ему ни в чем. А в Троллинбург он приехал год назад потому, что его искал Велемир. Владыка знал, что Гурий был единственным другом Лукоя, он считал, что Гурий мог бы помочь найти его, но не знал, захочет ли тот. Велемиру не было известно, как умерла Лиза. Когда я спросила, знает ли он теперь, Гурий ответил, что теперь он знает.
Вирт внимательно смотрел на Милу, он скрестил руки на груди и свел брови на переносице, задумавшись над тем, что услышал.
— Но я понятия не имею, показывал ли Гурий Велемиру эту Меморию или просто рассказал на словах о том, как умерла Лиза и какую роль в ее смерти сыграл Лукой, — заключила Мила.
На лице Вирта отражался стремительный бег мыслей. Угольки его глаз оживленно горели. Мила могла только предполагать, о чем он думает, но она очень надеялась, что Вирт сможет предпринять хоть какие-то шаги, чтобы оправдать сейчас Гурия перед всеми теми людьми, перед которыми его только что очерняли.
— Если я это сделаю, — задумчиво произнес Вирт, — это будет беспрецедентный случай. Никогда еще за всю историю Триумвирата ни один Владыка не свидетельствовал на суде. Но нет ни одного закона, который запрещал бы это…
Уголки его рта чуть заметно приподнялись в подобии улыбки. В эту секунду лицо Вирта напомнило Миле Гарика — выражением азарта. Это было лицо человека, которому словно бросили вызов и он уже готов принять его. Точно такое же лицо было у Гарика перед всеми тремя испытаниями Соревнований Выпускников.
Это сравнение заставило Милу сделать глубокий вздох и отвести глаза от Вирта, но почти тотчас ей пришлось взглянуть на него снова, когда он решительно произнес:
— Хорошо. Я это сделаю.
Он посмотрел на Милу, словно только что вспомнил о ней, потом положил руку ей на плечо и кивнул.
— Ты молодец, Мила. Молодец, что подумала об этом. Это наш шанс окончательно убедить Добролюба в том, что у тебя не было мотива нападать на твоего учителя.
Мила покачала головой.
— Вирт, я одного не понимаю, — озадаченно произнесла она, — неужели Велемир не мог уже давным-давно рассказать Добролюбу все то, что я только что сказала тебе? Я же вижу, ему не нравится то, что происходит на этом суде.
Ее Защитник усмехнулся.
— Триумвират очень сложно устроен, Мила. Никто, кроме самого Триумвирата, до конца не понимает всех механизмов его работы. Но одно я тебе могу сказать точно — Владыки всегда были совершенно независимы друг от друга. Никто из них не может и не станет влиять на других. А то, о чем говоришь ты, расценивалось бы именно как попытка повлиять. — Он покивал головой. — Но другое дело — показания на суде… Это хороший шанс.