Мила Рудик и руины Харакса
Шрифт:
— Это же просто. Когда ты родился там, где никто до тебя не изобрел письменности, тебе придется изобретать ее самому. Она будет выглядеть иначе, потому что ее придумаешь ты, но это все равно будет письменность. А если проторенная дорога на поверку ведет тебя совсем не туда, куда тебе нужно, то тебе придется прокладывать собственный путь. Вот этим мы и займемся.
— То есть? — озадаченно нахмурилась Мила.
— Представить себя воздушным шариком, чтобы подняться в воздух, — это отличный метод, — сказал Гарик. — То есть он хорош, к примеру, для нашего профессора
Гарик с озорной улыбкой покосился на Милу прищуренным взглядом.
— Пытаться будем? Или продолжим топать ногами и канючить, что ничего не получается?
Мила с полминуты хмуро смотрела на Гарика, пытаясь решить, стоит ли ей обидеться на его нелестный выпад в ее адрес, но вместо этого вдруг почувствовала, что уголки губ сами по себе растягиваются в улыбке.
— Ну вот и хорошо, — верно истолковал ее улыбку Гарик; в его синих глазах она увидела одобрение.
Отойдя от нее на пару шагов, он окинул ее внимательным взглядом.
— А какой у тебя тотем? — словно его только что озарило, спросил Гарик.
Мила помедлила с ответом. Сова, ее тотем, была изображена на Метке Гильдии — это знал каждый волшебник Троллинбурга и всей Таврики. Мила вдруг испугалась, что Гарик, узнав ее тотем, догадается о связи Милы с Гильдией. Но, немного подумав, она одернула себя. Глупо — наверняка не только в ее роду волшебники превращались в сов, таких семей, должно быть, десятки. Кроме того, вряд ли Гарику известно, почему именно сова изображена на Метке Гильдии. Орден Девяти Ключников, а впоследствии и Триумвират, держали в секрете, что женой основателя Гильдии была колдунья — прабабушка Милы Асидора. Гарик никак не сможет догадаться. Ведь ни профессор Безродный, ни златоделы с меченосцами не углядели ничего подозрительного в том, что на уроке боевой магии Мила обернулась двумя десятками неясытей.
— Сова, — наконец ответила Мила.
— Отлично! — с нескрываемым ликованием в голосе отозвался Гарик. — Вместо воздушного шара представь себя птицей, даже не обязательно совой, это решающей роли играть не будет.
Колеблясь, Мила все же решилась возразить:
— Но профессор Воробей сказал, что птица не…
Гарик решительно покачал головой.
— Забудь о профессоре Воробье! — категорично заявил он застывшей с раскрытым ртом Миле. — Учитель, конечно, всегда прав… кроме тех случаев, когда он ошибается. Ему нужно научить левитировать целую толпу, а у меня только один напарник — ты. Другого не будет. То, что упустит из виду профессор, я не упущу ни за какие коврижки. Верь мне, Мила: нам придется пробовать все, что подвернется под руку. Никогда не знаешь, какая из попыток даст нужный результат.
Мила кивнула. Он просил верить в него, а она только что в его голосе услышала, что он в нее уже верит — верит в то, что у нее все получится. Этого было достаточно, чтобы она готова была делать что угодно — даже
— Закрой глаза и попытайся представить себя птицей, — сказал Гарик. — Для превращения этого будет недостаточно (чтобы обернуться птицей — мало подключить воображение), а вот для левитации может хватить. Представь, что у тебя есть крылья и ты паришь.
Глубоко вздохнув, Мила закрыла глаза. Представить себя птицей оказалось совсем не сложно: воздух обтекает тело… хлопают крылья… она отрывается от земли… и парит. Это было так здорово, что Мила увлеклась и не сразу осознала, что земли под ногами и правда больше не ощущает. Она открыла глаза и… рухнула на землю.
Подбежал Гарик и помог ей приподняться.
— Я левитировала? — спросила Мила, потирая сквозь ткань джинсов ушибленное колено.
Сконфуженная улыбка на лице Гарика ее насторожила.
— Что?
Гарик вздохнул и виновато посмотрел на Милу, продолжая, однако, улыбаться.
— Нет, ты не левитировала.
— Но я оторвалась от земли! — воскликнула Мила. — Я же точно знаю, что…
Вдруг она заметила возле своей ноги рыжее с серой каймой перышко. Подняв его с земли, Мила поднесла ближе к глазам и удивленно спросила:
— Это… что?
Гарик хмыкнул, как и она, глядя на перо. Он явно чувствовал неловкость.
— Это откуда? — настойчиво спросила его Мила.
— Ты обернулась совой, — с осторожностью в голосе ответил Гарик.
— Что-о-о?!! — вскрикнула Мила, подскакивая на ноги. — Ты же сказал, что вообразить себя птицей недостаточно, чтобы обернуться!
— Только на пару секунд, — быстро пояснил он. — Ты была совой только пару секунд. Это получилось непроизвольно. Да и… полноценным превращением это не было, просто… — Гарик озадаченно пожал плечами. — Видимо, у тебя очень сильная связь с тотемом, и, когда ты вообразила себя птицей, одновременно ослабив контроль над сознанием, тотем на какой-то миг вырвался на поверхность.
Он виновато покашлял.
— Я не учел, что так может быть. — Усмехнувшись, он добавил: — Зато мы теперь точно знаем: это не то, что нам нужно.
С трудом принимая произошедшее, Мила нервно сглотнула и с опаской, словно оно могло тяпнуть ее за палец, посмотрела на совиное перо.
— И что теперь? — разочарованно спросила она.
Гарик забрал из ее рук перо, задумчиво повертел его в пальцах и ответил:
— Дай подумать.
Он отошел и сел на тот камень, где недавно сидела Мила, когда пыталась улучить минутку отдыха.
Плечи Милы опять поникли. Ей снова начало казаться, что все усилия тщетны — она безнадежна, и никакая сила в мире не заставит ее левитировать.
Вдруг она заметила, как Гарик резко вскинул голову и уставился на нее взбудораженным и одновременно цепким взглядом.
— Кажется, я знаю, что нужно делать, — негромко сказал он, пристально глядя на Милу.
— Э-э-э, — боязливо протянула она, с опаской посмотрев на Гарика — внезапно вспыхнувший в его синих глазах яркий блеск придавал его виду пугающую одержимость. — И-и-и… что?