Миледи и притворщик
Шрифт:
– Тётушка, – сказал Джии Стиан, – я пойду в город на рынок, а ты присмотри за Имраной. Никто не должен знать, что она здесь. Не впускай в дом соседей, не дай мальчишкам заглянуть в окно. Как только настанет ночь, мы уйдём, а пока…
Дальше я уже не слышала, о чём они говорят, и провалилась в сон. А когда проснулась, поняла, что Стиана рядом нет, зато тётушка Джия суетится на кухне, что-то напевая себе под нос.
Я смотрела на её длинную оранжевую юбку с красным орнаментом, на спадающий до пола платок, что покрывал волосы, и уже представляла, как сделаю портрет сидящей на земляном полу крестьянки, с упоением занятой стряпнёй.
– Доброе утро, госпожа, – потягиваясь,
– Тише ты, – прошептала она, – не ходи к окну, а то соседки увидят.
Что-то я и вправду потеряла всякую бдительность. Окно в этом домике было только одно – на той самой кухоньке перед открытой печкой – и в нём не было ни намёка на стёкла – только решётки ограждали помещение от улицы, откуда доносился галдёж ребятни.
– Ладно, – шепнула я в ответ, – сейчас надену жёлтую накидку и осторожно выйду из дома в лес.
– Что? Куда ты собралась? Тебе нельзя выходить! Тем более в жёлтом. Тогда все соседи будут думать, что я приютила проклятую. Ещё мужу моему нажалуются, когда он с братьями моими вернётся из Сахирдина, а он меня точно за это поколотит.
– Но как же… – растерялась я. – Мне ведь надо выйти.
Тётушка задумалась, потом согласно кивнула, убежала в соседнюю комнатку и вернулась оттуда с эмалированной ночной вазой явно тромского происхождения.
– Вот, – сунула она её мне в руки и добавила, – ничего не стесняйся и не бойся. Я незаметно всё унесу, и никто не узнает, что в доме кроме меня кто-то есть.
Да уж, не думала я, что гостить в доме, из которого нельзя выйти, будет так тяжко. А ведь я должна была предвидеть это заранее и озаботиться вопросами гигиены. Но теперь уже поздно рассуждать…
Покончив с неприглядной процедурой, я дождалась, когда Джия вернётся в дом. По очереди мы брали в руки кувшин и лили струйку воды над плошкой, чтобы вымыть руки. А после была трапеза и разговоры.
Джия тихим шёпотом спрашивала, из какой я семьи, давно ли Стиан посватался ко мне, не жду ли я ребёночка. Получив на последний вопрос отрицательный ответ, она засуетилась и начала искать среди развешанных под потолком связок сухих трав ту самую, что обязательно поможет мне зачать и родить для Стиана здорового наследника. Объяснять, что именно сейчас зачатие мне противопоказано, ибо я приехала сюда работать и не знаю, как скоро вернусь домой, было бесполезно. Тётушка Джия была твёрдо уверена, что ребёночек нам со Стианом нужен как можно скорее, и потому всучила мне горсть сморщенных после сушки ягод. Я пообещала, что обязательно съем их, но позже – даже достала из торбы свою рабочую сумку и нашла в ней пустой футляр для кассеты, куда и пересыпала ягоды.
Увидев мои объективы, Джия заинтересовалась необычными предметами, а когда я показала ей камеру и объяснила, чем приехала сюда заниматься, она выбежала в другую комнату и вернулась оттуда со шкатулкой, в которой лежала толстая стопка фотографий:
– Вот, – начала она показывать мне снимки, – это Маджула, сестра моя младшая, совсем юная, а это муж её тромский. А это Шанти, мальчишечка ещё, а это Мияна, крошечка совсем. И собака их волосатая, белая. Страшилище зубастое, прыгучее…
Она показала мне черно-белый, уже пожелтевший снимок семьи Шелы, где она совсем молодая, где Стиану лет восемь, Мия ещё грудной младенец, и где ещё жив тот самый белый пёс, что сопровождал Шелу и Мортена в походе к оси мира, а потом нянчил Мию, а до неё, наверняка, и Стиана.
Джия тут же рассказала мне о том знаменательном дне, когда спустя десятилетия наконец встретилась с родной сестрой. Мортен привёз её вместе с Мией, Стианом
– Теперь вот только фотокарточки мне передаёт с Шанти.
– Госпожа, а фотографии ты кому-нибудь показываешь?
– Что ты, нет. Нельзя. Шанти запретил. Так и сказал, буду их тебе привозить, но только если никто не узнает. Даже дочерям и внукам не могу показать, когда они ко мне в гости приходят. И от мужа прячу. Только когда он по делам уезжает, тогда и достаю, чтобы посмотреть на сестрицу мою и деток её.
Всё-таки жизнь в Старом Сарпале после ухода тромцев стала очень напряжённой. Видимо, за тромские фотографии тут можно схлопотать обвинение в измене и шпионаже. Удивительно, и как только Стиан умудряется не привлекать к себе внимание властей, когда появляется в этой деревне и даже в Фариязе.
Джия продолжила показывать мне фотографии Шелиной семьи, и я отметила для себя в этой подборке две особенности. Первая – это временной разрыв. Вот чёрно-белые снимки, где Стиан ещё школьник, а Мия – младше, чем Жанна сейчас, и вот уже идут цветные фотографии возмужавшего Стиана и повзрослевшей Мии. Видимо, после изгнания тромцев из Старого Сарпаля прошло лет десять, прежде чем Стиан осмелился пробраться на свою историческую родину, чтобы начать научные исследования.
Вторая же особенность – это отсутствие на семейных портретах Жанны. Я внимательно смотрела на относительно свежие снимки со свадьбы Мии и Альвиса, даже снимки четвёртой свадьбы Шелы и Мортена. И негде не было Жанны. Даже на свежайших, переданных Джие лишь вчера фотографиях с нашей со Стианом помолвки и презентации – Жанны нет нигде. Кажется, Стиан скрывает её реальное местонахождение не только от настоящих родителей и кровожадных жрецов, но и от всей сарпальской родни. Но почему? Боится, что через Джию весть о том, что девочка так и не стала богиней, дойдёт до Ормиля? Или напротив, весть о бесследном исчезновении девочки уже дошла из Ормиля до Джии, а значит, она может сопоставить факты по фотографиям и поймать любимого племянника на лжи? Как бы то ни было, а я точно не обмолвлюсь при Джии о Жанне. Это не моя тайна, не мне её и открывать.
Мы ещё полдня проболтали с тётушкой о семье Шелы, о жизни в деревне, о былых годах, когда в Сарпале строилась железная дорога и ребятня, вместо того, чтобы помогать родителям в саду, просиживала штаны в школе. Поговорили и о сегодняшнем дне:
– А что нынешний сатрап, – спросила я, – не буйствует, не обижает простых людей?
– Что ты, как же мудрый Сурадж может людей обижать? Он наш заботливый отец. Пока он сидит на троне в Шамфаре, мы горя не знаем. Он как солнце для нас, а его первая жена всё равно, что луна. Пусть подольше они освещают небосклон и нашу землю своей благодатью. Да хранят их боги и небеса.
Да уж… Ну, а что бы мне ещё сказала простая сарпальская крестьянка, верящая в божественную суть здешней власти?
– Так чем же так хорош сатрап Сурадж? – всё же хотелось понять мне. – Может, он налоги снизил или пожаловал людям какие-то свободы?
Джия помедлила с ответом. Видимо, мой вопрос привёл её в замешательство и заставил задуматься, а что такого сделал здешний правитель, чтобы заслужить её дифирамбы.
– Может, – продолжила я, – он человеколюбив и не велит казнить людей за мелкие преступления? Может, строго наказывает мздоимцев и не даёт им обижать простой люд?