Миледи и притворщик
Шрифт:
Глава 5
Манзо встретил нас ощеренной крепостной стеной, распахнутой пастью ворот и перекинутым через ров с затхлой жижей языком моста. Мне и вправду казалось, что мы въезжаем прямиком в глотку древнего чудовища, которое непременно перемелет нас, прожуёт и выплюнет. Прямо как тромцев когда-то… Всё-таки вчерашний рассказ Стиана наложил свой отпечаток на моё восприятие окружающей действительности. А ещё растерянные взгляды стражей у ворот и шепотки простых прохожих, что шарахнулись, завидев нас:
– Смотри, какой косматый полукровка к нам заявился. Взгляд у него недобрый. Точно лихой человек.
– И ещё лишайную с собой притащил. Накликает она на нас беду.
– Точно. Говорят,
– Ну всё, теперь ночью из дома ни шагу ногой. Я слышал, плотник Рупеш в том году после заката побежал лекаря для захворавшего сына искать, и вдруг возле пекарской лавки, где раньше заморские извозчики обитали, услышал он, как лязгает что-то, будто из-под земли вырваться хочет.
– Так это ж колеи железные, которые с корнем вырвали и булыжниками вымостили, затрепетали. Не иначе тромские духи на повозке своей призрачной выехали на охоту по старой памяти, где при жизни по колеям железным шастали.
– Плотник Рупеш так и подумал. И припустил он вдоль по улице, а за ним всё невидимая повозка грохотала, и голоса гаденькие вслед кричали: "Не спеши, всё равно поймаем, в печи поджарим и съедим. Косточки твои обглодаем и шакалам кинем, а душу твою себе оставим. Будешь ездить с нами по всей земле, и глодать своих братьев до скончания века". Рупеш такого страху натерпелся, что словами не описать. И пока он с улицы-то не свернул, под которой раньше железные колеи лежали, повозка всё ехала за ним, грохотала, а духи всё гоготали и грозились его съесть. Еле спасся.
– Ох, проклятое там место, на улице где лекарь живёт. Надо город переносить, а то сожрут тут всех гули заморские, кровопийцы-людоеды проклятые…
А дальше люди у ворот так увлеклись осуждением поезда-призрака, который до сих пор ездит по ночам по разобранным путям к снесённому вокзалу, что им уже не было никакого дела до меня и Стиана.
Мы беспрепятственно въехали в город. Вымощенная булыжником улица вела нас вдоль глинобитных хижин деревенского образца к многоэтажным строениям из кирпича. Кажется, здесь бедняцкие дома тесно соседствуют с жилищами богачей. Как будто город разрастался очень медленно и не успевал разделиться на кварталы. Сначала была лишь парочка изысканных домов вельмож, вокруг которых ютились лачуги их слуг, потом появились новые дворцы, чьи хозяева хотели жить поближе к представителям своего круга, а вокруг этих дворцов снова начали строиться домишки челяди. В общем, блеск и нищета шли здесь рука об руку. И я, сидя в седле, поспешила ненавязчиво прижаться ногой к висящей на боку лошади дорожной сумке, чтобы запечатлеть всю эту красоту.
Да, кроме моей обычной камеры, которую на всякий случай пришлось спрятать вместе с сумкой для объективов под моим просторным одеянием, я привезла сюда ещё и чудо тромской техники – миниатюрную камеру с объективом, встроенным в отверстие дорожной сумки, и спусковым механизмом в виде тросика и пружины, приделанным к застёжке. Спасибо отцу Рагнара, главному аналитику Службы внешней безопасности Тромделагской империи, – скрепя сердце, но он всё же отдал профессиональный шпионский аппарат Стиану, взяв с него обещание, что он вернёт его обратно в целости и сохранности. А ещё предоставит снимки, им сделанные.
Вот так я, герцогиня Бланшарская и маркиза Мартельская снова наступила на те же грабли и угодила в круговорот шпионских игр. Только теперь мне придётся сотрудничать не с земляками, а тромцами. Правда, без всяких условий и угроз, зато с незаменимой в этом путешествии скрытой камерой и обещанием заплатить гонорар за возможность просмотреть плёнки до публикации мною фотографий.
Что ж, когда-то Стиан сказал, что сотрудничество с разведкой – это неотъемлемая часть его работы. Значит, и мне стоит относиться к этому так же просто – я ведь ничего не потеряла, согласившись принять помощь отца Рагнара, напротив, только
Скрипя колёсами, мимо нас проехала запряжённая волом телега, гружённая яблоками. Вслед за ней потянулась череда мужчин с закинутыми на плечи шестами и подвешенными к ним с двух концов полными коробами орехов. За мужчинами ехали водовозы с огромной бочкой в повозке, потом шли женщины с полными тряпья корзинами на головах.
В городе кипела жизнь, да и сам город источал жизнерадостность своими красками: жёлтые и красные стены домов, роспись на фасадах, даже цветочные мозаики на стенах и изразцы у дверей домов. А ещё мы видели золочёные статуи котов – они были повсюду – у входов в храмы, возле ступеней, ведущих к крыльцу каждого богато украшенного жилища, на площадях в виде лепнины на чашах фонтанов. Коты, котята, котищи – поблёскивающие на солнце статуи всех размеров скалили пасти и выкидывали вперёд когтистые лапы, словно предупреждая – не подходите близко, мы охраняем покой людей, что стоят за нашими спинами. Кажется, эти многочисленные изваяния олицетворяют богиню-кошку Инмулану, ту самую, что покровительствовала Великому Сарпу и сподвигла его завоевать весь континент. Теперь она, видимо, бережёт всё то, что первый из Сарпов заполучил в кровопролитных боях и что его потомки теперь тщательно охраняют.
Поездка по городу радовала мой глаз даже несмотря на жёлтую ткань перед глазами, что заглушала все краски. Не беда, я ведь обязательно увижу всю эту красоту в цвете, когда проявлю плёнку из миникамеры. Эх, жаль только, что объектив в дорожной сумке нацелен исключительно на прохожих и первые этажи. Поэтому великолепный особняк с резными решётками на балконах в кадр не попадёт. И конусовидный храм с шестью ярусами, что устремился навершием в виде застывшего в прыжке тигра прямо в небеса.
Следующим моим разочарованием стал рынок, вернее то, что, спешившись, я уже не могла тайно снять всё обилие тканей, специй, утвари, женских украшений и разнообразной снеди, которые лежали на лотках торговцев. Нажимать лёгким движением ноги на пружину куда легче и незаметнее, чем стоять всё время рядом с лошадью и теребить рукой сумку. Впрочем, именно это мне и пришлось делать, потому что торговцы гневными окриками запретили мне приближаться к их лавкам.
– Сиди рядом со скотом, лишайная. И даже не думай браться руками за товар. Ты его испортишь. И проклянёшь. И кто тогда будет покупать у меня дыни? Я же разорюсь. Из-за тебя. Так что сиди там и не двигайся. И собаку белоглазую попридержи, а то мало ли какая и от неё будет беда.
Вот так нам с Гро и пришлось ютиться рядом с лошадьми, пока Стиан ходил между рядами и пополнял наши запасы.
– Что, полукровка, – доносились до моих ушей насмешливые реплики лавочников, – ни один приличный человек не захотел отдавать за тебя свою дочь, так тебе пришлось искать жену среди лишайных? Ну, ты и плут. Сам себя обхитрил, небось там под тряпкой уродина редкостная сидит, вся обожжённая, со струпьями вместо кожи. Ты же, небось, без молитвы богам и ночи пережить рядом с ней не можешь. Просишь у них сил, чтоб со страху не помереть и до утра дожить с женой-то такой.
Тут по торговому ряду прокатился заливистый смех. Кажется, всем здесь доставляло удовольствие лишний раз унизить сына тромца и напомнить ему о его полной никчёмности в очищенном от иноземцев старосарпальском обществе.
– А ты не завидуй, – ответил остряку Стиан, – Это сестра моя единокровная от отца моего, гуляки. Так что раз тебе мысли о ночи с лишайной покоя не дают, можешь свататься к ней, я не против.
Тут снова разразился хохот, но уже над говорливым лавочником, а тот только чертыхнулся и сунул Стиану купленный им кулёк с мукой, лишь бы он поскорее убрался со своими предложениями подальше от его лавки.