Милфа
Шрифт:
Он ведь таким и был. Полутень. Полусвет.
Я еще не решаюсь закончить портрет. Боюсь, что, закончив, поставлю точку. А я не хочу. Каждый день делаю несколько мазков.
Я прикасаюсь к животу. Легко, осторожно. В груди появляется нежный трепет.
— Привет, малыш, — шепчу. — Это ты теперь мой смысл. Ты и я. Этого достаточно.
Ну и Костя, конечно же.
Мой старший сын очень изменился за это время. Он будто взрослее стал, ответственнее. Я рассказала ему правду, как всё было.
А еще я больше не плачу. Уже нет.
Я живу. Думаю о будущем. Рисую, делаю дизайны онлайн на заказ.
Вечером долго болтаю по телефону с сыном, а когда прощаемся, я решаю взять на кухне недочитанную книгу. И когда захожу в поисках, взгляд натыкается на пачку из-под витаминов для беременных.
Ох, точно. Они ведь закончились. Я же специально выставила коробочку, чтобы она мне напомнила о том, что нужно купить новую.
Ладно, всё равно перед сном погулять полезно.
Я накидываю пальто и иду в аптеку, что находится в соседнем подъезде в цоколе.
Возвращаюсь домой и у подъезда вдруг замираю. Чуть в стороне входа — кто-то в тёмной толстовке с капюшоном. Стоит в тени, голову опустил. Сердце тут же уходит в пятки. В этом районе обычно спокойно, но всякое бывало.… После того, как однажды сталкиваешься с криминальным миром, начинаешь дёргаться даже от вполне безобидных вещей.
Я делаю вид, что всё нормально, быстрее достаю ключи и прикладываю к домофону, ныряю в открывшуюся дверь и иду к лифу, как вдруг…
— Лиля.
Мир рвётся, когда я слышу этот голос. Ломается на осколки и осыпается.
Я замираю, как от удара, и медленно поворачиваюсь.
Это он.
Илья.
Живой.
Живой?
Я не верю. Нет, этого не может быть. Горло перехватывает, в глазах темнеет. Кажется, я падаю, но он бросается ко мне и успевает подхватить. Его руки теплые и настоящие. Его запах. Его лицо. Всё реально.
— Ты.... — я заикаюсь, дрожу. Пальцы сами тянутся к его лицу. Касаюсь щек, бровей, губ. Он смотрит в мои глаза, и там всё то же — та же глубина, то же безумие, та же нежность.
— Я здесь, Лиля. Прости. Прости за всё.
Я закрываю лицо руками. Меня трясёт. То ли от слёз, то ли от шока. Или от всего сразу.
Он прижимает меня к себе, как будто боится, что я исчезну. выскользну и растворюсь. Крепко держит, по спине гладит, по голове. Ласково, нежно, трепетно, бережно…
— Как?... — мой голос хриплый, словно я им не пользовалась годами. — Я же.… я была на твоих похоронах…
— Это был план. Игната. Мы не могли иначе. Из таких сетей не уходят. Если бы кто-то узнал, что я жив... тебя бы нашли первой.
Я снова смотрю на него.
Я всё ещё не могу поверить.
Сердце заходится в каком-то особом ритме, грудь распирает, во всём теле дрожь.
Мне хочется смеяться и плакать. Хочется бесконечно касаться его, чтобы раз за разом убеждаться, что это он, что это правда он.
На какое-то мгновение меня бросает в жар от страха, что вдруг это сон? Я просто сплю и вот-вот проснусь, но вместо его лица будет дымка? Он растворится на рассвете, как растворялся не единожды в моих снах, заставляя просыпаться в слезах.
Но он настоящий. Я слышу его дыхание, чувствует его на своей коже — теплое, настоящее, живое.
Илья опускает взгляд на коробочку, которую я держу в руке. Витамины для беременных, по изображению сразу понятно.
Его взгляд возвращается ко мне. Вопрос не задает — он уже всё понял. Его глаза наполняются чем-то таким, от чего у меня сжимается в груди.
— Лиля.… — выдыхает он. — Дядя Рома ведь не может иметь детей.
— Не может, — качаю головой.
Он снова смотрит. И снова не озвучивает свой вопрос.
Я же киваю, тоже не в силах говорить. Он опускается передо мной на колени, обнимает меня за талию и прижимает щеку к животу.
— Я не позволю больше никому причинить вам боль. Никому.
Не знаю, сколько мы так стоим. Просто вот так, да, в подъезде возле лифта. Замираем, потому что нам надо прожить этот момент, пройти через него.
Мы воскресаем. Возобновляемся. Восстаём. Запускаемся заново.
Когда поднимаемся в квартиру, Илья всё еще держит меня, будто боится отпустить хоть на секунду. Я открываю дверь, впускаю его.
Его глаза останавливаются на мольберте. Он видит свой портрет и замирает.
— Ты рисовала меня?
Я просто киваю. Илья подходит, смотрит. Глубоко вдыхает.
— Ты спасла меня, даже не зная об этом, Лиля. А я.… я столько боли тебе причинил. Прости меня.
Он поворачивается. Подходит ко мне и касается моего лица.
— Прости меня, Лиля. За всё. За ложь. За боль. За то, что не был рядом, когда ты больше всего нуждалась. За этот месяц. Нельзя было, понимаешь? Я сам не знаю, как выдержал.
— Я понимаю, — шепчу я и кладу голову на его широкую сильную грудь, в которой быстро бьётся сердце.
— Я люблю тебя, — говорит он. — Я не думал, что смогу сказать это так, как сейчас. Потому что теперь знаю, что это значит. Ты — всё для меня. Вы… Вы всё для меня.
Я улыбаюсь сквозь слёзы. Его губы касаются моих — осторожно и нежно. Мы целуемся долго, будто весь мир за стенами этой квартиры перестал существовать. В этом поцелуе — все, что мы пережили. Потеря. Страх. Надежда. Любовь.