Милфа
Шрифт:
А парень оказался не так прост. Не знаю, что он предложил моему мужу, но просто так бы Роман не отказался от возможности мстительно помучать меня.
Но, признаться, выяснять я сейчас не хочу. Меня интересует другое.
— У тебя есть номер Кости? — поднимаю на него взгляд.
Он кивает и достаёт смартфон, а потом набирает номер. Протягивает мне телефон.
Пока идут гудки, я чувствую, как мои ладони становятся влажными. Услышать голос сына — всё, что мне сейчас нужно.
— Да? — раздаётся ответ после
— Костя, это мама, — выдыхаю, стараясь не заплакать.
— Мам… ты где? Я…. я не мог дозвониться… Папа сказал, ты уехала… Я переживал. — Он говорит взволнованно, нервно, и моё сердце сжимается.
— Всё хорошо, сынок. Скоро мы увидимся.
— Мам, а почему ты звонишь с номера Ильи?
— Потом объясню, Костя. Не переживай. Я люблю тебя. — По щекам текут слёзы. Я уже не могу их сдерживать.
Закончив разговор, я опускаю телефон на стол и замираю. Илья подходит ближе и обнимает меня, вытирает ладонью мои слёзы.
— Всё будет хорошо, — он упирается своим лбом в мой, гладит мои скулы. — Никто тебя больше не обидит. Никто, Лиля. Я не позволю, слышишь? Прости меня… Прости за всё. Я….
Он прижимает меня к себе, целует в висок, губы скользят к щеке, подбородку, шее. Я вздрагиваю. Обида внутри ещё жива, но я так устала, так обессилела, что не могу сопротивляться тому, что теплится внутри меня к этому парню.
Я ведь влюбилась в него…
Он сделал мне больно, а сейчас у меня даже нет сил его оттолкнуть. Напротив, мне хочется почувствовать его тепло.
Глупо? Наивно?
Да.
Но я так устала.…
Я тянусь навстречу, наши губы встречаются. В этом поцелуе всё: страх, боль, обида, надежда. Я крепко зажмуриваюсь, позволяя себе лишь чувствовать.
Его ладони скользят по моей спине, мои пальцы вцепляются в его плечи. Мы теряемся в этом. Всё становится размытым. Неважным.
Илья медленно раздевает меня, как будто каждый жест для него — священен. Целует каждую часть моего тела с какой-то особой, трепетной нежностью, будто пытается излечить, вымолить прощение.
Я отвечаю ему, прижимаюсь, растворяюсь в этом тепле. Мое тело дрожит. Я наконец чувствую себя живой. Восковое тело начинает оттаивать, отвечая на ласки.
Мы занимаемся любовью медленно. В каждом движении Ильи, в каждой ласке какая-то особая осторожность, бережность, будто я вот-вот рассыплюсь на мелкие кусочки, но одновременно и какое-то тягучее отчаяние.
Наверное, мое тело так долго было в напряжении, отражая состояние души, весь тот страх, что пронизывал меня, всю ту боль, что когда на меня обрушивается оргазм, оно реагирует каждой клеткой.
Я словно распадаюсь на мельчайшие частицы, а потом снова собираюсь воедино. Обновляюсь. Восстанавливаюсь. Возвращаюсь.
Когда Илья засыпает, я высвобождаюсь из-под его руки и тихо встаю. Подхожу к окну, совершенно не заботясь о своей наготе.
За окном
Жизнь вообще не останавливается.
И моя тоже. Я не позволю.
Больше не позволю.
Я больше не хочу, чтобы кто-то решал за меня, контролировал, определял мою жизнь. Я много лет так жила. Больше — нет.
Мир мужчин оказался жестоким. Но я больше не буду разменной монетой. Я стану свободна. Я буду сама решать за себя.
И начну сейчас.
Обернувшись, я еще долго смотрю на обнажённого Илью. Красивого, сильного, с идеальным лицом и телом.
А потом одеваюсь и ухожу. В свою собственную жизнь.
Я больше не пешка в чьей-то игре. Я теперь буду принадлежать только себе.
48
Я иду одна.
Шаг за шагом, не глядя по сторонам.
Ночная улица раскинулась передо мной, мокрый асфальт блестит под фонарями, будто мир слегка натерли воском, чтобы он лучше отражал мою собственную пустоту.
Но я иду. Продолжаю тупо переставлять ноги.
За мной увязывается какая-то бездомная собака. Идет какое-то время, понурив голову. Ничего не просит, не лает. Просто следует тенью, как будто отражает меня саму — побитую жизнью, с изувеченной душой.
А я иду. И вдруг понимаю — пустота куда-то уходит. Растворяется. Потихоньку. Вместо нее появляется что-то другое. Что-то, что поначалу кажется страхом, но.… нет. Это не страх. Это — я.
Действие таблеток медленно отступает. Туман в голове рассеивается, мысли становятся четче. Тело будто заново оживает, чувствует себя тяжёлым, но настоящим. Каждый шаг как подтверждение тому, что я иду туда, куда хочу.
Что могу.
Что могу САМА.
Может, впервые за все эти месяцы я ощущаю себя живой.
Да что там месяцы — годы.
Если не считать тех моментов с Ильёй, я ведь годами была в мумифицированном состоянии. А то, что дал мне Илья, он забрал сторицей.
Да, я чувствую себя разбитой, выжатой, измученной до кончиков волос. Но внутри... внутри что-то дрожит, бьется, как росток, пробивающийся сквозь слой камня. Это не злость, не обида, не любовь даже. Это.… сила?
Моя.
Я сажусь на скамью возле небольшого пруда на набережной. Люди вокруг идут, кто-то смеется, кто-то курит, кто-то идёт мимо, уткнувшись в экран телефона. Несмотря на почти ночь, тут много людей.
Они живут. А я сижу, смотрю на отражение света в воде и вдруг понимаю, что не хочу больше быть ничьей. Ни женой, ни любовницей, ни пешкой, ни миссией для спасения. Я не хочу больше быть чьей-то ролью.
Я хочу быть собой.
Мне тридцать пять. Я прожила половину (дай Бог!) отмерянного мне времени, всё время стараясь быть правильной. Быть хорошей. Удобной. Верной. А в итоге?