Милитариум. Мир на грани (сборник)
Шрифт:
…Он пришел в себя. Его спасла противогазная сумка, закрепленная на груди. Наполненная воздухом, сумка сыграла роль спасательного жилета и удержала Пьетро на плаву лицом кверху, пока он был без сознания. Сколько времени прошло с момента удара – он не знал, но одно было очевидным: река заполнила пещеру под самый верх, и вход в нее оказался под водой. Пьетро плавал в небольшой воздушной «линзе» под потолком.
Похоже, немцы запрудили реку и подняли уровень воды, затопив их огневую точку – а может, и те, что находились выше их дота. Передняя часть пещеры также оказалась под водой, и теперь, барахтаясь в кромешной тьме, Пьетро пытался сориентироваться, в какую сторону ему
Свет, поначалу неяркий, но постепенно усиливающийся, пробил водную толщу. Кто-то, подсвечивая путь под водой, уверенно и споро приближался к Пьетро. Обрадованный пулеметчик подумал, что парни хватились его и теперь пытаются вызволить из беды… Он хлебнул воздуха, сколько мог – легкие были сжаты тисками холода, – и, оттолкнувшись от потолка ногами, нырнул навстречу свету.
Цилиндрический предмет, нечто, похожее на торпеду, промчался рядом с Пьетро, направляясь в глубь пещеры. Его отбросило в сторону – настолько быстро передвигался предмет. Паника сдавила мозг. Пьетро понял, что ошибся, что его не спасают и что самому до амбразуры ему недотянуть…
Последнее, что он увидел перед тем, как захлебнуться, были еще два таких же предмета-торпеды, двигающиеся в пещеру вслед за первым.
Он внезапно понял, что именно так удивило его в этих предметах.
Лица.
Глаза на лицах, повернутых вперед, горели ярким, кроваво-красным светом, освещая людям-«торпедам» путь в толще воды.
С последней искрой угасающего сознания, уже не отличая явь от галлюцинаций, он увидел, как человеческие «торпеды», сложив ладони и выдвинув руки треугольниками впереди головы, врезались в скрытую под водой стену пещеры и затем, почти так же легко, как они передвигались в воде, начали ввинчиваться в толщу горы…
Дитц понимал, что лейтенант Хартвиг – размазня и слюнтяй. Когда (по требованию Эгберса) капитан пояснил свой план, тот возмутился: слишком «жестокой» показалась ему идея командира «Гельбшаттена».
Обсуждение плана Дитца проходило в штабной палатке, где, кроме Дитца, Эгберса и Хартвига, не было никого – секретность миссии «Гельбшаттена», затребованная Ставкой, соблюдалась неукоснительно.
Когда капитан проводил рекогносцировку, он обратил внимание на то, что уровень реки Изонцо в петле, огибающей итальянские огневые точки, находится всего лишь в нескольких метрах от нижних пещер. Постройка временной дамбы ниже по течению позволит поднять уровень воды в реке настолько, чтобы затопить две-три первые пещеры – при этом позиции немецких войск не пострадают в значительной мере, поскольку лишь первая линия окопов окажется под водой, да и то временно. Как только пещеры уйдут под воду, итальянцы будут вынуждены оставить их, и «Гельбшаттен» примется за дело.
Капитан опустил детальные пояснения того, как именно его бойцы проведут операцию по выживанию макаронников из остальных пещер. Он интуитивно понимал, что чистюля Хартвиг, да и Эгберс, как вояки, воспитанные в традициях прошлого века, будут против методов, привычных для его отряда.
Он сказал лишь, что для отвлечения внимания расчетов итальянских батарей и пулеметных гнезд необходимо ввязать их в интенсивный обмен огнем, используя все виды оружия – артиллерию, пулеметный обстрел и аэропланы.
Эгберс тем не менее настоял на докладе Дитца о планируемых действиях его отряда. Капитан не подал виду и тем же ровным, глухим голосом рассказал о приготовлениях «Гельбшаттена».
Его «демоны» пробурят подкопы в породе из нижних, затопленных, пещер, установят фугасы в толще горы, по возможности как можно ближе к огневым точкам, и после их подрыва натурально выкурят макаронников фосгеном. Чтобы обеспечить
Хартвиг переглянулся с Эгберсом и, едва владея собой, сказал, что варварские методы ведения войны никогда не приветствовались в Четвертой дивизии. Некоторое время Дитц молчал, мерно и тяжело дыша; воздух, с шумом выходящий из-под его маски, казалось, постепенно сменялся дымом, и лейтенанту даже почудился запах серы…
Наконец капитан едва слышно сказал:
– Ну что ж… – и единым быстрым движением снял фуражку, наушники, очки и маску.
Хартвиг подавил возглас отвращения. Генерал Эгберс сжал губы и отвел взгляд.
Назвать лицом то, что скрывалось под маской у Дитца, было нельзя. Кожа – если это была кожа… – испещренная рубцами заживших швов и жуткого вида шрамами, бугрилась волдырями и перемежалась язвами в тех местах, где шрамов не было. Несколько неправильной формы металлических пластин из блестящего металла были прикручены болтами на месте челюстных суставов. Большая впадина вместо губ и носа накрыта золотым перфорированным треугольником, края которого стягивали остатки кожи на щеках мелкими пружинами из золота. Самым жутким зрелищем был череп – не белая, но черная кость, без единого клочка кожи, блестящая и отполированная, словно стеклянная… Демонический блеск глубоко посаженных глаз – ни ресниц, ни бровей – усиливал неприязнь.
– То, что вы видите, господа, есть последствия действий многочисленных отравляющих веществ, которые находятся на вооружении противника – дифосген, горчичный газ, хлор… – Дитц привычно и ловко надел маску, очки и фуражку, закрепив ее дугой наушников на гладком черепе. – Если лично вы полагаете, что мы должны отвечать на удар рапиры… – он повернул голову в сторону Хартвига, сделав короткую паузу («Как он догадался?», подумал разведчик), – … легким тычком в грудь, то я оставляю за собой право на выбор ответного выпада.
Капитан сделал шаг в глубь палатки и, не глядя на собеседников, продолжил:
– Мы все – профессионалы, ландскнехты Молоха войн. Не мне напоминать вам, господа, что войну, как выражение воли сильных мира сего, следует вести с запертым на все замки сердцем и умом, отстраненным от традиционных добродетелей людских. Английские пилоты пьют шнапс с нашими асами после того, как сбиты, и посылают им банки с кофе в благодарность за теплый прием… Идиотизм! Ведут ли войну «честными»… – он сделал четкий акцент на последнем слове, – или преступными, с точки зрения мировой общественности, способами, включая отравляющие газы… это не суть важно. Унижение, отвращение, боль, ужас, опустошение, падение цивилизаций, гибель тысяч и миллионов есть результат любой войны, и неважно, какими способами он достигается. Если вы в самом деле считаете себя цивилизованными членами сообщества, давайте прекратим сражаться и запретим войну как метод разрешения конфликтов, – капитан повернулся к Эгберсу и Хартвигу, и холод логики блеснул в стеклах его очков. – Но я больше чем уверен, что вы, как истинные профессионалы, не станете этого делать… Именно поэтому я предлагаю не начинать дискуссию о гуманности моих методов. Надеюсь, вы согласитесь с тем, что неуместно смешивать в кучу высокие идеалы человечества с довольно ограниченным выбором «грязных» методов для убийств, разрухи и прочих бедствий, которые и вы, и я причиняем ему, человечеству, ежедневно!