Милорд
Шрифт:
Виктор сжал руки в замок за ее спиной. Слова накидывали по нитке на горло, а молчание затягивало их в тугой узел. Неправильные слова, те, что он непременно позволил бы себе еще год назад, потому что Богам можно все.
— Спасибо тебе, — наконец выбрал он самые безопасные, и узел немного ослаб.
— Что делать-то, Вик? — растерянно пробормотала она. Теплые пальцы скользили от затылка к шее, и мысли словно прилипали к ним, то забираясь выше и путаясь в волосах, то падая куда-то под воротник.
— Будь умницей, Лер.
— А что потом, Вик? Если тебя поймают?
— Ты же знаешь, что… нам все равно скоро придется расстаться, — осторожно ответил он, чувствуя, как ее пальцы сломали узор, превратив его в пять бессильных линий.
— Я не хочу… зачем тебе умирать? Почему мы не можем жить, как обычные люди?
— Потому что я не заслуживаю жизни. Хуже того, я заслуживаю смерти.
— Вздор! Вик, ты не такой подонок, каким сам себе кажешься! Ты же… тебя терзает прошлое, но оно терзает всех нас. Каждого — свое, с этим ничего не сделаешь, нужно просто принять его, смириться и жить… сегодня.
— Я живу сегодня, Лер.
— И что же сегодня?
— Сегодня я тебя люблю, — сказал он, и одна из ниток затянулась рывком, полоснув по горлу словно лезвием. — И когда придет то «сегодня», в котором меня не станет — обещаю, что буду любить тебя.
— Ненавижу его, — вдруг выдохнула Лера, и он почувствовал, как она поднимает руку к глазам. — Ненавижу!
— Без него я бы умер. Или хуже — стал бы таким, как отец, — сказал он, отстраняясь и сжимая ее запястья. В ее глазах блестели слезы. Ему не требовалось уточнять, о ком она говорила.
Он чувствовал, что Мартин смотрит на них, но не мог прочитать ни одной его эмоции. Но он и не стремился к этому.
— Ты и с ним умрешь! Что толку в добре, если оно делает зло только страшнее!
— Если бы я послушал его… я должен был послушать.
— Но ты не послушал! Ты, свихнувшийся от боли сопляк, бросился убивать эту потаскуху, и где было все добро, о котором он тебе говорил?! Почему он не встал между тобой и этой тварью, почему он дал тебе это сделать?!
Виктор закрыл глаза и медленно сосчитал до десяти. Он видел, что Мартин горько усмехается. Сидит в кресле, у его ног — уродливый зубастый комок темноты с белоснежным фонарем, зачем-то принявший облик рыбы. Видел, как едва тлеющие угли бросают неверный свет на волосы Мартина, путаясь там, где серебрилась редкая седина.
Но он по-прежнему не чувствовал отклика.
— Если бы он мог, Лер. Я же сам сделал все, чтобы он мне не помешал. Взял лучшее, что он мне дал, и обратил против него — это только моя вина, — мягко сказал он.
— Да пошел он вместе с твоей виной! И Нику твою ненавижу, так и знай! У нее мертвые глаза, и она травит тебя этой смертью… — беспомощно пробормотала она, прижимаясь лицом к его волосам.
— Это я ее такой сделал, — напомнил Виктор.
— Да наплевать. Понадобится — сама ее прирежу и сброшу в речку.
— Не смей, — сказал он, сильнее сжимая ее запястья.
— А ты уже не узнаешь, — ее губы искривила болезненная усмешка. — Если ты уже не узнаешь — тебе будет все равно…
— Ты обещала, — напомнил он, опуская лицо и целуя ее ладонь.
— Ты тоже много чего обещал.
— Так надо, Лер. Я так хочу. Мне больно, постоянно, я очень устал и не вижу выхода.
— Ты любишь, когда больно. Ты научил меня любить, когда больно другим, — ее глаза опасно блеснули. — Так чего теперь хочешь?.. Кстати о боли — сегодня среда, помнишь?
— Ах черт… — он разжал руки и Лера отошла, разрывая теплую цепь, сковывавшую их секунду назад в казалось бы неделимое целое.
— Если тебе не надо — не пойдем. К тому же у меня теперь темные волосы, эффект не тот, — усмехнулась она, поднимая нож.
— Мне со спины все равно ничего не видно, — обнадежил ее Виктор, проводя ладонью по затылку, собирая тающий след ее касаний.
— А куда, кстати, ты собираешься деть пистолет? — спросила Лера и нож ритмично застучал по доске.
— Завтра человек придет — заберет.
Виктор почувствовал, как напрягся Мартин, слегка подавшись вперед.
«Нет, дорогой друг, этот пистолет не для других — он для меня», — обнадежил его Виктор.
«Что ты собрался делать?» — настороженно спросил он.
«То, что делаю раз в две недели по средам. Тебе не понравится, но уверяю — ничего… криминального там не происходит».
«Ничего криминального не происходит между тобой, твоей сестрой и пистолетом?» — с неприязнью спросил Мартин.
«Мной, моей сестрой, пистолетом и одной белокурой особой, имени которой я не хочу знать».
«Не слишком много белокурых особ в твоей жизни?»
«Хватило одной».
Нож стучал по доске размеренно и ритмично. Виктор сосредоточился на стуке, позволяя ему заполнить мысли, и Лера ни разу не сломала ритм.
Он был благодарен за это.